Эскадрон особого назначения

Капитан удовлетворенно кивает. Я его прекрасно понимаю: одно дело докладывать наверх про бегунков, бросивших свои позиции, и совсем другое – про героев, штурмовавших вражеские окопы и захвативших там трофеи.

Пока пехота начинает вновь обживаться, увожу своих на вторую линию, по пути получаю неутешительные доклады. Потери у нас сума-сшедшие. Двадцать погибших, включая вольно-определяющегося Аннибала, и по классике в два с половиной раза больше раненых, к счастью, в основном легко. Но как минимум троих не спасла бы даже медицина моего времени, что говорить про нынешнюю военно-полевую хирургию. Хотелось бы верить в чудо, но поговорка «чудес не бывает» родилась не на пустом месте.

Победа, однако, к сожалению, пиррова. Еще одна такая схватка, и от эскадрона специального назначения останется только название.

Тяжелых отправляют в лазарет, легкораненых осматривают на месте и тут же оказывают помощь.

Слышу серию взрывов позади нас. Похоже, сработали мои сюрпризы, и японцам на некоторое время поплохело.

Вот вам, граждане самураи, урок на будущее. Не спешите занимать оставленные противником окопы без тщательной проверки.

С этими мыслями начинаем зализывать раны.

Пишу рапорт на имя командира полка, сообщаю про недавний бой, прикладываю сводку о погибших и раненых. Отдельно пишу представление к «Георгию» на вольноопределяющегося Аннибала. Заслужил. Слабое утешение для его семьи, но хоть что-то. Это максимум из того, что я могу сделать.

Подзываю Цируса.

– Слушаю, господин штабс-ротмистр.

– На сегодня прошу всех господ вольноопределяющихся освободить от нарядов и дежурств.

Тот кивает.

– Понимаю, господин штабс-ротмистр.

Сегодня мои вольноопределяющиеся будут провожать своего товарища, с которым вместе учились и так же вместе пошли на войну. Я как никто разделяю их чувства. Каждый погибший подчиненный лежит тяжким грузом на совести офицера.

И, если парни немного выпьют, я точно не стану их судить.

– Кузьма!

– Здесь, вашбродь.

– Хоть из-под земли, но достань бутылку водки. Передай ее унтеру Старче. Пусть со своими помянет новопреставленного вольноопределяющегося Аннибала.

– Царствие небесное! – крестится Кузьма. – Так точно, водку изыщем и передадим. Разрешите идти?

– Ступай.

Покончив с докладом и раздав Цирусу поручения, верхом отправляюсь в штаб полка. Буду просить о пополнении, хотя и понимаю, что ждать придется долго: резервы из России идут в час по чайной ложке. Такое чувство, что в Петербурге не понимают масштаба войны и относятся к ней несерьезно.

Все еще верят, что мы япошек шапками закидаем? Зря, господа, ой как зря!

Али Кули Мирза находится в прескверном настроении, и я не сразу понимаю, чем оно вызвано. Уж точно не действиями моего спецэскадрона. Мы вроде как показали себя молодцом, спасли участок фронта от прорыва. Или от нас ожидали чего-то большего, как минимум взятия в плен микадо?

– Пополнение будет, но не раньше чем через месяц, – сообщает подполковник в ответ на мою просьбу.

– А как-то ускорить нельзя? – с надеждой спрашиваю я.

– Как вы себе это представляете? – удивляется он. – Тем более пополнение у вас было совсем недавно…

– Но вы же понимаете, что мы сегодня, по сути, затыкали собой фронт, – намекаю я.

– Думаете, там, в верхах, до этого кому-то есть дело? – вздыхает подполковник. – Вас даже не похвалят. Скорее наоборот – разнесут в пух и прах за потери! Скажут – не умеете воевать!

Это нам тоже знакомо. Не наказали, считай, что уже поощрили.

– Да, я уже собирался отправить за вами вестового, но вы опередили меня и пожаловали сами, – продолжает подполковник. – Николай Михайлович, с вами очень хочет поговорить один ваш старый знакомый.

– Могу знать кто?

– Можете! – в комнату, служащую кабинетом командира полка, входит Николов.

При виде его Али Кули Мирза мрачнеет еще сильнее. Похоже, визит контрразведчика – причина плохого настроения персидского принца.

– Здравствуйте, Николай Михалыч! – жмет мне руку Николов.

– Рад видеть вас, Сергей Красенович! Какими судьбами?!

Персидский принц выжидающе смотрит на контрразведчика. Тот понимает его правильно.

– Господин подполковник, вам нужно остаться. То, что я сообщу штабс-ротмистру Гордееву, касается напрямую и вас.

– Тогда, может, выпьем чайку или чего-нибудь крепче? – предлагает Али Кули Мирза.

– Чайку будет достаточно, – улыбается Николов. – Покрепче будем пить потом, при более благоприятных обстоятельствах.

Али Кули Мирза вызывает денщика и отдает ему распоряжения. Тот словно предчувствовал, и потому уже через пару минут мы за столом пьем душистый китайский чай вприкуску с конфетами, очень похожими на «дунькину радость», которую так любила моя бабушка.

– Господа, у меня для вас две новости, и, честно говоря, обе не из приятных, – сообщает Николов. – Всплыла очень любопытная информация про штабс-капитана Вержбицкого…

– Что, его тело нашли? – спрашиваю я.

– Фигурально выражаясь – да, – вздыхает Николов.

– Не тяните, Сергей Красенович, – прошу я.

– Его видели живым и здоровым в японском штабе.

Я не верю своим ушам.

– Простите, это точно? Может, это какая-то ошибка?