Эскадрон (сборник рассказов) (СИ)

 Оловянные солдатики на широком столе, валящиеся в кучу под огнем из хлебных шариков и счастливый смех Генри, старшего из братьев Барри, и улыбающееся лицо отца, и теплые мамины руки, утирающие слезинки с мокрых от обиды щек.

— Погоди, ты еще отплатишь ему его же монетой, — смеется мама, — Барри не из тех, кто позволяют себя безнаказанно побить.

Снег, потемневший от мартовской оттепели и красный шарф Дона Барристона, подмастерья булочника и грозы всех мальчишек Крауторна. Тяжелый кулак летит Норману в живот, и он отлетает на пару футов, плюхаясь в холодную лужу под смех прихвостней Дона.

— Ну что, довольно с тебя, сопляк?  —  спрашивает Дон, окидывая гордым взглядом хохочущую свиту.

Норман поднимается на ноги, бросается к врагу, ненависть и ярость клокочут в узкой мальчишеской груди. Ему всего тринадцать, и он только недавно поступил в Веллингтон, а Дону все шестнадцать и ростом он почти как взрослый. Но это неважно. Барри не из тех, кто позволяют себя безнаказанно побить. И последнее, что видит Норман, перед тем как упасть, — расплющенный и кровоточащий нос Барристона.

— Хочешь, я его отлуплю?  —  заботливый голос Генри, сидящего на краю холодной постели в школьном лазарете.  —  Пусть знает, что с братьями Барри шутки плохи.

— Не надо, — слабо возражает Норман, — ты же второй год боксом занимаешься, это будет нечестно.

— А ему бить тех, кто слабее, честно?  —  удивляется Генри.

— Ему можно, — разбитыми губами улыбается Норман, — он не джентльмен.

Норман задышал чаще, прогоняя из глаз слезы обиды и гнева. Подумать только, ему всего двадцать, он здоров, как молодой бычок, полон сил и боевого задора. Полгода в траншеях, и даже, когда его отпуск отодвинули на неопределенный срок, Норман не пожаловался. Грязь под ногами и под ногтями, жара и холод, ночные вылазки на Ничью землю, крысы и запах разложения, заползающий в траншеи с Ничьей Земли, искалеченные и разорванные в клочья тела боевых товарищей, сжимающий горло и текущий холодным потом по спине животный страх, неизбежный, но отступающий перед отчаянной решимостью вытерпеть все до конца, победить или умереть. И за все эти полгода Норман так и не увидел врага в лицо. Только рвущиеся в траншеях снаряды, снайперские пули, долетающие из темноты, глухо ухающие мины и дальняя линия окопов. «Артиллерия убивает, пехота умирает» Кто это сказал? Кажется, Черчилль. Но не все ли равно, если умирать придется здесь, как загнанной в угол крысе, без малейшей надежды отплатить бошам по растущему с каждым днем счету?

 Вой снарядов потихоньку утих, солдаты снова стали подниматься, грузно топая затекшими ногами, осматривая забитые грязью винтовки, пересчитывая потери. Из-за траверса показался майор Маккензи в заляпанной грязью шинели и с наспех замазанной йодом царапиной на давно не бритой щеке.

— Как у вас дела, мистер Барри?  —  майор обеспокоенно оглядел на полторы дюжины бойцов поредевший взвод.  —  Держитесь, Норман, сменят нас только завтра.

— Продержимся, сэр, — твердым голосом ответил лейтенант и уже с меньшей уверенностью добавил.  —  Может, командование, наконец, даст разрешение на рейд?

— Поглядим, — майор подозвал Нормана к защищенной стальной пластиной бойнице, проделанном в бруствере, в которую виднелась разворочанная воронками и кратерами бурая земля, а за ней густые ряды колючей проволоки перед германскими траншеями, — как вы думаете, мистер Барри, многие доберутся?

— Некоторые доберутся, — Норман с надеждой поглядел на майора, — все лучше, чем сидеть тут и ждать, пока тебя в куски разнесет.

— Может быть, может быть, — покачал головой Маккензи, — может быть, командование решит, что рейд заставит бошей поумерить пыл. А может, и нет. Но мы в любом случае продержимся, мистер Барри. Скажите своим людям, чтобы не высовывались. И свою голову поберегите. Удачи, мистер Барри.

— Удачи, сэр.

Норман проводил майора взглядом до ближайшего траверса и повернулся к присевшему у стены с сигаретой денщику.

— Я, все-таки, хочу побриться, Хопкинс, — решительно заявил он, — и сменить рубашку, если вторая еще цела.

— Рубашка-то цела, сэр, — Хопкинс выбросил обжигающий губы окурок через бруствер и поднялся на ноги, — но воды больше нет.

— Да хоть насухо побрей!  —  мрачно ответил Норман.  —  Если уж помирать в этой крысоловке, я хочу, по крайней мере, сделать это, как джентльмен, в приличном виде и в чистой рубашке.

***

В расположение батальон отправили вовремя, и Норману, наконец, удалось выбить себе пару дней увольнения, чтобы воспользоваться уже больше месяца ожидающим его приглашением навестить брата, эскадрон которого разместился на аэродроме милях в десяти за линией фронта. На аэродром он добрался, голосуя на дороге, забитой военным транспортом, всего за полчаса и очень надеялся, что застанет Генри на земле, чтобы поскорее его обрадовать.