Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность

В связи с тем, что именно Церковь оказалась олицетворением старого общества, которым были недовольны все слои западноевропейского общества XV-XVI вв., такие мыслители, как Дж. Виклиф, Ян Гус, Мартин Лютер, выступившие лишь против злоупотреблений католического духовенства и за реформу римско-католической церкви, стали представляться народными освободителями от угнетающей Церкви. Помимо этого имеются свидетельства, говорящие за то, что германский национализм, подогреваемый антипапскими и антиитальянскими чувствами, достиг своего апогея именно на рубеже XV-XVII веков. В то время, в частности, возникла народная мифология, согласно которой Германия выступает как нация, избранная Богом для осуществления Своих замыслов. Необходимо учитывать и еще один аспект внутренней жизни Церкви в эпоху позднего Средневековья. В это время она, переживая серьезный финансовый кризис, изыскивала различные средства для пополнения своей кассы. Процветала симония, бойко шла торговля индульгенциями, идеологическим прикрытием для которой служил принятый еще на заре Средневековья церковный догмат о чистилище. Чистилище представлялось своего рода промежуточным пунктом для умерших, ожидающих окончательного суда. Активно внедрялась Церковью в сознание масс мысль о том, что умершие должны пройти определенное наказание и очищение от оставшихся на них грехов перед тем, как они будут допущены на небеса. Активно процветала торговля индульгенциями, продавцы которых утверждали, что душа умершего может быть мгновенно освобождена из чистилища после уплаты им до смерти определенной суммы денег. Иоанн Тецель, торговавший в городе, где Лютер прибил к дверям католического собора свои тезисы, рекламировал свой церковный товар следующими словами: «Как только монета зазвенит на дне кружки, душа выпрыгнет из чистилища».

Догмат о чистилище, последующая торговля индульгенциями имели двоякого рода последствия. Во-первых, они только подстегнули, усилили антиклерикальное настроение, ибо в оценке этой практики все были единодушны: духовенство наживается на стремлении живых бедняков позаботиться об умерших своих родственниках и близких. Во-вторых, эти «теоретические» и «практические» нововведения Церкви усилили не только оппозиционные настроения в обществе, но и способствовали пробуждению в общественном сознании интереса к проблемам смерти и спасения, к индивидуальной эсхатологии. В итоге в XV-XVI вв. в глубинах общественного сознания начинается рост народной религии, народного благочестия среди всех слоев западноевропейского общества. Бернд Мюллер в своей статье «Благочестивые в Германии около 1500 г.»142 приводит факты, свидетельствующие о поразительном росте народного благочестия в Германии накануне Реформации, о росте интереса к эсхатологической проблематике. Между 1450 и 1490 гг. количество месс, заказанных австрийской аристократией, постоянно увеличиваясь, достигло максимума в 1490-1517 гг. Повсеместно возникают религиозные братства для заказа обедень за своих умерших членов. Такие братства существовали в основном за счет вкладов бедноты, обеспечивая служение месс за своих вкладчиков после их смерти. Сам факт их существования самым непосредственным образом связан с функционированием в общественном сознании целого ряда верований о смерти и вечности – идеями чистилища, спасения и т.д. Эти верования пустили глубокие корни на фоне все возрастающих страхов и надежд общества перед будущим в целом, что породило «неофициальное богословие» и «неофициальных» религиозных лидеров, обращавшихся в своих призывах именно к глубинным народным верованиям, отрицавших официальное богословие и схоластику, представители которых все более запутывались в явных противоречиях до невозможности усложнившейся католической доктрины.

Примером такого неофициального богословия может служить учение Яна Гуса. В движении, которое именуется по имени своего лидера, оппозиция институтам феодального общества и Церкви сливаются в одно целое, приобретая явственно хилиастическую окраску. На первых порах гуситское движение имело исключительно мирный, пассивный характер. Несмотря на то, что в начале 1419 г. гуситское духовенство было лишено приходов, отстранено от храмов и официальных богослужений, оно не прекратило, однако, своей антипапской кампании, а, пользуясь теплым периодом года (весной и летом), перенесло ее под открытое небо, по-прежнему собирая на свои проповеди и таинства тысячи верующих, но уже не в храмах и соборах, а на полях и лугах, в лесах и горах. Как известно, одной из таких гор близ Бехини гуситами и было присвоено имя Табор, что означало как «палатки», так и символизировало гору Преображения (Фавор-Табор). Вскоре Табор стал Меккой гуситского движения, а его участники стали именоваться таборитами или таборскими братьями и сестрами. В центре проповеди гуситских священников находились идеи очищения церкви и осуждения высокомерия, жадности и роскоши духовенства, которым противопоставлялись чистые нравы и простой стиль жизни таборитов и их вождей.