Эскимо с Хоккайдо

На улице было тепло, за головокружительным хаосом сплетенья проводов – безупречно ясное небо. Бродячие коты сгрудились в узком проулке, однако у них я дорогу узнать не мог.

Я свернул за угол, все еще соображая, куда меня занесло. На улице – зловещая тишина. Все магазины закрыты, ни одной машины на обочине. Прислушавшись, я начинал различать пение где-то вдали, но и то не был уверен.

Со временем все прояснится, посулила Сэцуко. Но этот день наступит раньше, чем она думала. Сейчас я во всем разберусь. Кое-какие прорехи еще оставались, но, как говаривал наживший миллионы застройщик и гроссмейстер игры го Какутани, свободное место – отправной пункт всякой стратегии.

Я снова завернул за угол и с разгона чуть не упал.

Улицу запрудили подростки. Их были тысячи, кто с портретами Ёси в траурных рамках, кто с хризантемами, кто с флагами. Каждый пятый нес плакат: «Мы любим Ёси, помните Ёси, Ёси никогда не умрет». Большинство в черном, они жгли свечи и благовония. Впереди тащили огромный плакат «Ёси НАВСЕГДА, 1973—2001». Одна девушка била в барабан, а рядом с ней шел парень с гитарой и крошечным усилителем на груди. За песней хора его вытье разобрать было невозможно. Все эти унылые голоса сливались воедино, слова превратились в глухой рев.

Так вот почему Аки и Маки облачились в костюмы! Настала суббота. День поминовения Ёси.

Я искал щелочку, проулок, куда можно скрыться, но пути к отступлению не было. Подростки надвигались. Кто-то пел в мегафон, так громко изливая свою скорбь, что я почти не слышал, как скрежещут мои мозги.

И вот они настигли меня. Волна плакальщиков ударилась об меня, рассыпаясь во все стороны, первые ряды еще сумели меня обойти, но счастье длилось недолго. Девушка с зажмуренными глазами врезалась в меня, и я отлетел на обочину, столкнувшись с парнем в драной футболке «Сломлен внутри». Он отпихнул меня в сторону, я тщетно попытался устоять на ногах, задирая повыше папку «Общества Феникса», цепляясь за нее, точно за ивовую ветку над бурной рекой. Отпрыгнул влево, споткнулся о ноги костлявой девицы с глазищами Бетти Буп[143]. Она испуганно глянула на меня и начала падать. Я уронил папку.

Я успел ухватить девушку за рубашку и подтянуть ее, пока не затоптали. Едва она обрела равновесие, как меня стукнули сзади. Я повалился вперед, рухнул на тротуар, на лету собирая бумаги из папки, пытаясь хоть что-то сохранить, пока не все разлетелись.

Несколько рук ухватили меня за кожаную куртку, под мышки. Я почувствовал себя невесомым – меня подняли, поставили на ноги, я влился в процессию. Сопротивление бесполезно. Девушка рядом со мной взяла меня за руку. Она молча посмотрела мне в лицо, глаза ее были полны слез.

Я еще разок-другой не слишком активно попытался ускользнуть, но ничего не вышло. Слишком мощен был поток людей, слишком целеустремленны были эти люди. Что подростки ни делают – болтаются ли они, томясь скукой, на улице, играют ли в компьютерные игры, танцуют – всё они ухитряются исполнять со сверхчеловеческой энергией. Выражение скорби – не исключение.

Теперь я понял, куда попал. По мере приближения к храму Цукидзи Хонгандзи полиции все прибывало. Копы выстроились вдоль улицы, сложив руки за спиной и созерцая нас равнодушным взглядом, каким представители власти созерцают некриминальную деятельность. Над головой зажужжали телевизионные вертолеты. К стенам зданий жались фургоны «НХК»[144], «СкайТВ» и «Ти-би-эс». Спутниковые тарелки поднимались к небу на тонких металлических прутьях, похожих на шесты, к каким крепится тент балагана.

Изящная молодая женщина – я узнал ведущую ночных новостей, – стояла на крыше фургона и вела прямой репортаж. Настоящая красотка, что и неудивительно: нынче телеведущих крупных каналов вербуют из моделей. Вести краше не становятся, зато вестники хорошеют с каждым днем.

Когда мы пробирались сквозь строй репортеров, пение стихло. Ребятки разглядели операторов на крышах фургонов и на обочине, поняли, что попали в объективы камер. Повисло смущенное молчание. Воздух казался наэлектризованным, точно перед грозой.

Один хриплый голос вырвался из толпы. «Ёси», – вскрикнула девушка, и возглас оборвался слезами. Второй голос подхватил этот вскрик октавой выше: «Ёси!» Третий – октавой ниже: «Ёси!» Имя бежало по толпе. Тысячи голосов отзывались тихими «Ёси» – сначала лепет ручья, потом стремительная река, поток, приливная волна.

Репортеры уловили знак. Зажглись прожектора, замигали вспышки, защелкали затворы. Крик перешел в рыдания, рыдания – в горестный вой. Девушка рядом со мной испустила звонкий, раздирающий уши вопль. Парня справа, до тех пор стоически на все взиравшего, прорвало:

– Да здравствует Ёси! Ёси навсегда!

Лицо его сморщилось, он снова и снова выкрикивал одну и ту же фразу, все сильнее напрягая голос. Ему удалось заглушить товарищей, и камеры повернулись к нему.

– ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЁСИ!

– ЁСИ НАВСЕГДА!