Эскиз брака

Однако утешение требовалось не той сильной, независимой женщине, которой Одри пыталась казаться. Та женщина могла постоять за себя. Утешать нужно было другую женщину — ранимую и беззащитную, скрывавшуюся за тем обликом, который изо всех сил создавала Одри. Именно эта женщина затронула его душу. Женщина, в которой не было ничего от борца. Он видел, как эта женщина любовно положила букет маргариток на могилу человека, который причинил ей только боль и разочарование. Видел, как она плакала по этому человеку. В глубине души она оставалась испуганной и обиженной маленькой девочкой с заплаканными глазами, даже если сама этого не понимала. Доверчивой девочкой, все еще задававшей вопросы, на которые невозможно ответить. Рано или поздно она перестанет воевать с ветряными мельницами и смирится с жизнью. Но пока она этого не сделает, все на свете будет причинять ей боль. Как сейчас.

А он, как последний дурак, будет стараться утешить ее.

Джолли начал бережно поглаживать ее по спине и услышал собственный голос:

— Послушайте, это была не ваша вина. И вообще ничья, кроме Грэма. Он был слишком горд.

— При чем тут гордость, когда речь идет о любви? — Одри шмыгнула носом и отстранилась ровно настолько, чтобы видеть лицо Джолли.

Когда он посмотрел на нее сверху вниз, ему показалось, что голубая радужка тонет в море слез и от этого невинного взгляда у него останавливается сердце. К счастью, он быстро понял, что это всего лишь изменение пульса, и сделал глубокий вдох.

— Грэм говорил мне, что произошло у него с вашей бабушкой, лишь однажды, да и то очень коротко. Он сказал, что как-то вернулся из экспедиции и увидел, что она забрала вашу мать, все вещи и уехала к себе в Оклахому.

— Вы осуждаете ее? Он всегда отсутствовал, а если был нужен, то бабушка не знала, где его искать.

— Я никого не осуждаю, — объяснил Джолли. — Но вам известно, что он поехал за ней, чтобы увезти ее и вашу маму обратно в Луизиану? Он говорил мне, что решил остепениться.

Одри скептически покачала головой.

— Нет. Никто об этом и не заикался.

— А вас не удивляет, что ваша бабушка ничего вам не сказала?

Одри кивнула.

— Пожалуй… Ну да… Если бы было так…

— Едва ли она сама знала это, — промолвил Джолли.

— Но если он приезжал к ней, то она наверняка должна была знать, — возразила Одри.

— Совсем не обязательно. Грэм сказал, что в тот день он не успел войти в дом, как ему преградили дорогу отец вашей бабушки и два ее дяди. Они сказали Грэму, что ваша бабушка не хочет иметь с ним дела. Сказали, что за ней кто-то ухаживает. Какой-то местный парень, который собирается учиться на врача. В начале тридцатых это кое-что значило. Сказали, что этот малый хочет жениться на ней и что она уже подала на развод. Потом они стали смеяться над вашим дедом, обзывая его мечтателем и неудачником. А Грэм в ответ поклялся, что однажды вернется богатым и знаменитым и что все они об этом пожалеют. Но вы сами знаете, что славы он так и не добился.

— И богатства тоже, — добавила Одри, внезапно увидев деда в новом и непривычном свете.

Слова Джолли задели ее за живое. Ей едва не стало жаль деда. Неужели он был так горд и в то же время так не уверен в себе, что ушел от жены, даже не поговорив с ней? Просто потому, что кто-то сказал, будто она этого хочет…

— Хотя ваша бабушка так и не вышла замуж, — задумчиво продолжил Джолли, — на развод она все же подала. Судя по тому, что рассказывал мне Грэм, она переслала ему через своего поверенного решение суда и приложила к этому решению письмо, в котором утверждала, что она довольна своей жизнью и надеется, что он оставит ее в покое. Конечно, гордость не позволила ему вернуться. А я догадываюсь, что во время его редких визитов в Оклахому именно гордость мешала Грэму показать, что он все еще любит вас.

— Моя бабушка тоже была очень гордая, — добавила Одри. Поняв, что ее собственная гордость сильно уменьшилась и тайные чувства вот-вот вырвутся наружу, она высвободилась из объятий Добсона. — Ему не следовало так легко сдаваться, — сказала она, не желая расставаться со своим прежним мнением о деде. — Если бы он действительно хотел забрать с собой жену и дочь, то не уехал бы из Оклахомы без них.

Джолли не стал оспаривать эту точку зрения. Он считал, что Одри права. Если мужчина чего-то хочет по-настоящему, он не отступится. Во всяком случае, сам Джолли не отступился бы. Честно говоря, он почувствовал, что Одри сейчас отстранится еще до того, как та успела сделать движение. Он не хотел ее отпускать и с трудом сдержался, чтобы не прижать к себе. Однако привычный контроль над собой помог Джолли избежать этой ошибки. Она ему не жена. И даже не возлюбленная. Лжец. Просто женщина, о которой он обещал позаботиться. Она ничего для него не значит, и, конечно, именно поэтому он может ее отпустить. Его гордость не имеет к этому никакого отношения.

Но зато он позволит Одри сохранить гордость. Ясно, что сейчас перед ним другая женщина — сильная, самостоятельная, умеющая держать себя в руках. Эта Одри проживет и без посторонней помощи.