Эскизы на фоне миражей. Писательские размышления об известном, малоизвестном и совсем неизвестном

Вскоре Молотов снова уходит, на этот раз надолго, и страна, затаив дыхание, слушает по радио выступление председателя Совета народных комиссаров, транслируемое из студии Центрального телеграфа (это в двух шагах от Кремля), о вероломном нападении фашистской Германии. Для миллионов советских людей жизнь разрублена на «до» и «после». Именно он, Вячеслав Михайлович Молотов, от имени Советского правительства объявил о начале Отечественной войны. Великой её сделают время и многонациональный советский народ…

На следующий день, уже в половине четвертого утра, в том же кабинете с участием различных персон, в частности, генералов А.Д. Жихарева, Н.Ф. Ватутина, руководителей народного хозяйства Н.А. Вознесенского, А.И. Шахурина, И.М. Зальцмана, снова начинается активная работа по всесторонней мобилизации страны на борьбу с врагом. И так практически каждый последующий день, по многу часов. Где тут растерянность, где дача, где схрон, запой? Язык бы поганый вырвать!

Исаков появился в кабинете Сталина на 363-й день войны. По всему фронту, от Полярного круга до Чёрного моря, идут тяжёлые и упорные бои. Накануне пришло страшное сообщение из Воронежа – двухмоторный «Хейнкель» угодил полутонной бомбой в скопление детей, собранных в городском парке, – только погибших триста! Сталин чернее тучи:

– Кто позволил собрать такое количество детей в одном месте? Почему ПВО ясным днём «проворонила» налёт немецкой авиации?

От сталинских «почему?» мороз по коже…

Разговор с моряками идёт о судьбе Севастополя. На столе утренняя сводка, из которой следует, что войска Манштейна вышли к Северной бухте, перерезан участок железной дороги в районе Волчанска. Положение крайне тревожное. Начальник оперативного управления Генштаба, генерал Павел Бодин, желая «подсластить пилюлю», доложил, что Генеральный штаб, подведя итоги года войны, свидетельствует об объективных успехах Красной армии – отборные германские войска в значительной степени уже перебиты.

– Если привести только людской ущерб, – говорит Бодин, – мы потеряли четыре с половиной миллиона человек против десяти миллионов немцев…

Безусловно, это крайне сомнительное сравнение. Присутствующие всё понимают, но молчат, хотя бы потому, что безмолвствует вождь. В том едином тягостном молчании крылась, скорее, надежда, чем сомнения, и это, как ни странно, примиряло всех: и военных, и штатских, вождя и его окружение. Сталин сознавал, что, несмотря на успокаивающие реляции Бодина, с потерей Крыма обстановка на левом фланге фронта, особенно на Северном Кавказе и на Черноморском побережье, резко обострится.

Продолжая, Бодин добавляет, что «немец» за год войны потерял на советско-германском фронте более 30 тысяч артиллерийских орудий, 24 тысяч танков, 20 тысяч самолётов, против наших, соответственно: 22 тысяч пушек, 5 тысяч танков и 9 тысяч самолётов. Воистину – святая ложь! Потери наши огромны, значительно больше германских, особенно в личном составе армии и боевой авиации, главным образом, в первые недели войны уничтоженной на земле.

Сталин тогда принял решение: для усиления организации противостояния проникновению врага на Кавказ направить туда генерал-лейтенанта Бодина и вице-адмирала Исакова. Первого – начальником штаба формируемого Закавказского фронта, второго – представителем Ставки под Новороссийск, наказав ему главное: с возможной потерей Севастополя сохранить во что бы то ни стало боеспособность Черноморского флота как основной ударной силы, спасти корабли и личный состав.

Через пять месяцев, точнее – 2 ноября 1942 года, Павел Иванович Бодин, не пожелав пасть на землю во время свирепой бомбёжки, погибнет под Владикавказом в ходе тяжёлых оборонительных боёв, когда танковые клинья Клейста будут таранить наши обескровленные стрелковые дивизии в районе северо-осетинских ущелий. Его тело завернут в бурку и отвезут в Тбилиси, где похоронят со всеми воинскими почестями. Бодин пополнит собой список павших советских генералов, количество коих к той поре, конечно же, превышало число убитых генералов противника. Их участь и наше возмездие были ещё впереди…

Там же, в Тбилиси, почти родном ему городе, в те дни умирал Исаков, раненый во время бомбёжки под Туапсе за две недели до гибели Бодина. Обездвиженный, без малых надежд на поправку, он находит силы и пишет лично Сталину:

«Дорогой Иосиф Виссарионович! Если придётся умереть, прошу назвать моим именем один из эсминцев. Буду продолжать бить ненавистного врага!..»

В тот же вечер телеграф отстучал ответ:

«Товарищу Исакову. В случае кончины лучший корабль ВМФ будет носить ваше имя. Желаю поправиться. Ваш Сталин».