«Если», 1994 № 05-06

Слишком долго на Земле правили изоляционисты… и вот пришлось принять горькое решение: сблизиться с этим монстром по имени Уния. Договоры, границы, таможни и тому подобное.

Если Черта будет прорвана, беды не миновать… Унии и самой по силам вернуть к жизни покинутые земные станции — идеальные базы для флота завоевателей. На Солнечной заложена новая эскадра, а пока она строится, мациановцам предстоит играть роль пушечного мяса. Следующую шахматную партию будет вести Солнечная, а не эта деморализованная шайка, плюющая на приказы Компании… Самое главное — удержать Пелл, одну-единственную базу.

Под конвоем Эйрис спустился на несколько ярусов и устроился в отведенной посланникам квартире с достаточным удобством, что сразу вернуло ему уверенность в себе. Усевшись, он напустил на себя безмятежный вид и стал ждать коллег — они, как уверяли охранники, должны были появиться с минуты на минуту. Наконец они появились — взволнованные донельзя.

Эйрис настоял, чтобы охранники вышли, закрыл дверь и обвел глазами комнату, — безмолвный этот жест предупреждал об опасности откровенных разговоров. Коллеги — Тед Марш, Карл Бела и Рамона Диас — поняли и не проронили ни слова. Эйрис всей душой надеялся, что до этого они не успели распустить языки.

Он не сомневался: кое-кто из его знакомых, а именно экипаж купца, попал в серьезный переплет. Считалось, что купцы могут пересекать Черту, почти ничем не рискуя. Иногда, правда, их вынуждали войти не в тот порт, куда они направлялись; бывало, их останавливал корабль Мациана, чтобы реквизировать часть груза или мобилизовать людей из экипажа. Но таков был удел торговцев, и они мирились с этим. А люди, доставившие агентов Компании на Викинг, будут сидеть в тюрьме, пока увиденное ими здесь и на Пелле униаты почтут за благо хранить в тайне. И Эйрис не в силах помочь им, он может лишь надеяться на их скорое освобождение.

В ту ночь он спал плохо, и задолго до наступления главной смены, как и предупреждала Андилина, его подняли с постели. Посланникам Земли обещали путешествие в глубь Унии, на Сытин — центральную базу мятежного Внеземелья.

ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ ПЕЛЛ: ТЮРЬМА: КРАСНАЯ СЕКЦИЯ: 27.6.52

Он пришел опять.

Джош Толли увидел в окне лицо, появлявшееся там столь часто… Преодолев завесу мути, которая скрывала прошлое, Джош сообразил: он знает этого человека, тот принимал участие во всем, что выпало на его долю. На сей раз он поймал взгляд посетителя и, не сумев одолеть жгучего любопытства, поднялся с койки и на ватных ногах приковылял к окну. Он протянул руку навстречу молодому человеку… и застыл в нерешительности, ибо обычно люди сторонились его, он жил в белом чистилище, где вещи исчезали и появлялись, где ножи и вилки были тупыми, а блюда — безвкусными и где слова доносились издалека. Отринутый и одинокий, он плавал в этой белизне.

«Выходите, — говорили ему врачи. — Выходите, как только вам этого захочется. Снаружи целый мир, он примет вас в любую минуту».

Но здесь было покойно, как в материнской утробе. Когда-то его, смертельно усталого, не способного даже пошевелиться, положили на эту кровать. С тех пор он изрядно набрался сил. Ему даже захотелось встать и рассмотреть этого незнакомца. Возвращалась отвага. Он понял, что выздоравливает, и эта мысль прибавила ему смелости.

Человек за окном шевельнулся, протянул руку, приложил ладонь к окну, как бы желая прикоснуться к руке Джоша. Онемевшие нервы вдруг проснулись, ожидая прикосновения, ошеломительного ощущения человеческого тепла. Да, за этим листом пластика существовала Вселенная — здравомыслящая, недоступная, отгородившаяся от него.

Словно загипнотизированный, он смотрел в темные глаза и исхудалое молодое лицо человека в коричневом костюме, и гадал, не сам ли это он, Джош, каким был вне утробы.

Но на Джоше было белое, и стоял он не перед зеркалом.

А главное — лицо. Чужое. Свое он помнил, хоть и смутно. Помнил свой давний, мальчишеский образ, а вот взрослый — запамятовал напрочь. Не детскую руку протягивал он к окну, и не детская рука тянулась ему навстречу. Произошло очень многое, он не мог собрать все события воедино. Да и не хотел.

Не забывался только страх.

На лице за окном появилась улыбка — слабая, добрая. Джош ответил такой же и протянул другую руку, чтобы коснуться лица, но опять встретил холодный пластик.

— Выходите, — прозвучало за стеной, и он вспомнил, что может выйти. Он колебался, а незнакомец настойчиво звал его — Джош видел, как шевелятся его губы, потом донеслись слова.

Джош осторожно направился к двери, которая, как уверяли врачи, была всегда открыта.

Она неожиданно распахнулась, и он оказался лицом к лицу со Вселенной — неуютной, негостеприимной, даже опасной. Человек у окна глядел на него, но если Джош шагнет к нему, то наткнется на безжизненный пластик. А если человек нахмурится, Джошу будет некуда спрятаться.

— Джош Толли, — сказал молодой человек. — Я — Дэймон Константин. Вы меня помните хоть чуть-чуть?