— Где ты был? — отрывисто спросил Эйрис, прежде чем Марш успел скрыться.
Марш ответил быстрым взглядом.
— Ошибка в компьютере. Меня переселили в другое место.
Остальные подняли глаза, прислушались. Потея, Марш старался смотреть им в глаза.
«Обвинить во лжи? Выразить озабоченность?» — подумал Эйрис, не сомневавшийся, что квартира прослушивается. Он мог бы назвать Марша лжецом, но тогда кое-кто понял бы, что игра перешла на новый уровень. «Мы втроем, — от этой мысли у него мороз пошел по коже, — не хуже униатов можем вытянуть из Марша правду. Вопрос в другом: кому это окажется на руку? А что, если Марш пытается перехитрить униатов, но вынужден молчать перед нами? Впрочем, сомнительно. Но одно ясно как день: его решили взять в оборот. Марш не трус, просто он самый слабый из нас четверых».
Марш оглянулся, внес чемоданы в комнату и закрылся изнутри.
Эйрис не рискнул обменяться с коллегами даже взглядом, допуская, что квартира не только прослушивается, но и просматривается. Он смотрел передачу.
Главное — выиграть время. Каким способом — несущественно. Можно торговаться с униатами, можно часами сидеть у вида. Когда есть цель, можно и потерпеть. Днем земляне вели переговоры с многочисленными официальными лицами, сменявшими друг друга, как на параде. Униаты изъявляли принципиальное согласие с предложениями, демонстрировали интерес, спорили между собой, отсылали предложения в какие-то комиссии, изощрялись в составлении протоколов. Протоколов! И это после того, как из багажа посланников забрали все, чем можно писать!
На самом деле обе стороны водили друг друга за нос. И Эйрису очень хотелось бы знать, зачем это нужно Унии.
Наверняка идут военные действия. Униаты рассчитывают силой оружия получить то, чего не получат от торговли. Чтобы потом, на критическом этапе, припереть посланников к стенке и вынудить к уступкам.
Конечно, речь пойдет о Пелле… это вероятнее всего. И всего нежелательнее. Еще, возможно, потребуют выдачи многих офицеров Компании — их ждет революционный суд Унии. Это, конечно, абсурд… хотя компромисса ради можно составить какой-нибудь бессмысленный документ — например, объявить этих людей вне закона. Эйрис не испытывал желания заступаться за наглецов из Флота, да и вряд ли от этого был бы прок, но протестовать против судебного преследования станционных чиновников… на это пойти, наверное, стоило.
В любом случае Уния поступит, как сочтет нужным, а Земля останется «при своих». На ее политическую жизнь никоим образом не повлияют события в столь далеких краях. Интерес общественности сразу угасает, если его постоянно не подпитывать средствами массовой информации. Статистические исследования показали: большинство обывателей по тем или иным причинам не пользуются другими, менее доступными, источниками сведений. Нет видеокадров — нет новостей. Нет новостей — нет событий. Нет событий — нет сочувствия публики. А если нет сочувствия публики, то и пресса теряет интерес к теме. Круг замыкается благодаря тонкому расчету Компании, не желающей рисковать потерей великого множества своих сторонников, которых она приобрела за полвека осторожного лавирования и методичной дискредитации изоляционистов… приобрела ценой великих жертв. А сколько их еще суждено принести…
Он смотрел идиотский вид, пытаясь найти в пропаганде крохи истины, которая прояснила бы ситуацию. Он слушал заведомо лживые отчеты о росте благосостояния граждан, о выполнении широкомасштабных социальных и экономических программ, но интересовало его нечто совсем другое: далеко ли простираются владения Унии в иных, нежели земное, направлениях? Велико ли число ее форпостов? Что происходит на захваченных станциях? Осваивают ли униаты новые планеты, или все ресурсы отданы войне? Эти сведения были недостижимы, как и информация о пресловутых родильных лабораториях — сколько человек в год они производят и какое образование и воспитание получают гомункулусы.