Картины былого терзали его душу. Воображение отказывалось смириться с мыслью, что Земля больше не существует. Артур решил проверить свою реакцию на воспоминания и осторожно вспомнил: родителей и сестры нет. Никого нет. Он вспомнил близких. Никого. Потом вспомнил незнакомца, за которым стоял в очереди в супермаркете два дня назад, и в сердце кольнуло — супермаркета нет! Господи, колонны Нельсона нет! Колонны Нельсона нет, и общественность не возмутится, потому что некому возмущаться. Отныне и впредь колонна Нельсона существует только в его памяти. Англия существует только в его памяти! А сам он торчит в грязной вонючей каморке на борту межзвездного корабля… Артура захлестнула волна клаустрофобии.
Англия больше не существует. С этим смириться можно — с трудом, но можно. Он попробовал еще: Америка больше не существует. Не укладывается в голове! Артур решил начать с чего-нибудь помельче. Нью-Йорка нет. Ладно, ему все равно никогда не верилось в существование этого города. Доллар, подумал Артур, пропал окончательно. Легкая дрожь. Сети закусочных «Макдоналдс» больше нет. Никаких гамбургеров!
Артур лишился сознания.
Когда он пришел в себя, то сразу же вскочил на ноги.
— Форд! Ты ведь работал над исправлением и дополнением «Путеводителя», так?
— Ну мне удалось несколько расширить статью о Земле.
— Дай взглянуть на то, что там сказано. Я должен увидеть!
— Пожалуйста.
Артур схватил книгу и попытался унять дрожь в руках. Он нажал на кнопку, экран мигнул и выдал страницу текста. Дент выпучил глаза.
— Земли нет! — завопил он.
Форд заглянул через его плечо.
— Да вот же, смотри, внизу, сразу за статьей: «Зевсова Утеха, трехгрудая Этуаль с Эротикона-б».
Артур проследил за указующим пальцем. Сперва до него не дошло, а затем в голове словно разорвалась бомба.
— Что?! «Безвредна»? Это все, что сказано о Земле?! Одно слово!
Форд пожал плечами.
— В Галактике сто миллиардов звезд, а емкость микропроцессоров книжки ограниченна. К тому же о Земле, в общем-то, никто и не слышал.
— Но теперь, надеюсь, ты о ней расскажешь?
— Я написал и передал издателю новую статью. Ее, конечно, подредактируют, но суть сохранится.
— Что же там будет сказано?
— «В основном безвредна», — произнес Форд и смущенно кашлянул.
За дверью раздались чеканные шаги.
— Дентрассийцы? — испуганно прошептал Артур.
— Нет, сапоги кованые, — заметил Форд.
В дверь резко постучали.
— Кто же это?
— Если нам повезло, это вогоны пришли выбросить нас за борт.
— А если не повезло?
— Если не повезло, — мрачно проговорил Форд, — капитан прочитает нам свои стихи.
Глава 7
Поэзия вогонов занимает третье место во Вселенной по отвратительности. На втором месте — стихи азготов с планеты Крия. Во время презентации нового шедевра поэтиссимуса Хряка Изящнейшего «Ода комочку зеленой слизи, найденному летним утром у меня под мышкой» четверо внимавших скончались от внутреннего кровоизлияния, а председатель комиссии по присуждению Ноббилингской премии чудом спасся, откусив себе ногу. Хряк, как сообщают, остался разочарован итогом презентации и собрался было читать все двенадцать книг своей саги «Бульканье в ванной», когда его собственные внутренности в отчаянной попытке спасти цивилизацию устроили ему кровоизлияние в мозг.
Самые отвратительные стихи, а также их создатель
— Паула Нэнси Миллстоун Дженнингс из Гринбриджа, графство Эссекс, Англия — были уничтожены вместе с планетой Земля.
Простатник Джельц медленно-медленно улыбнулся. Он сделал так не ради эффекта, а просто потому что забыл, в какой последовательности сокращать мышцы. Только что капитан с колоссальным удовольствием грозил пленникам всеми возможными карами и теперь ощущал приятную расслабленность и даже готовность к некоторой грубости.
Пленники сидели на Стульях Оценки Поэзии. Привязанные. Вогоны не питали никаких иллюзий относительно чувств, вызываемых их опусами. В далеком прошлом к литературе их толкало стремление доказать свою культурность, сейчас же — исключительно садизм.
Холодный пот выступил на челе Форда Префекта и потек по прикрепленным к вискам электродам. Электроды вели к целой батарее электронных устройств — к усилителям образности, модуляторам ритмики, фильтрам аллитерации и прочей аппаратуре для обострения восприятия стихов, дабы не терялся ни единый нюанс мысли автора.
Артур Дент сидел и трясся. Он понятия не имел, что его ждет, но твердо знал: во-первых, пока все случившееся ему не нравится, а во-вторых, дела вряд ли пойдут на лад.
— О, захверти хрубком… — начал декламировать вогон. По телу Форда прошли судороги — это было даже хуже, чем он ожидал. — …на хлярой холке, охреневаю мразно от маслов с наколкой.
— Ааааа! — закричал Форд Префект, запрокинув голову. Сквозь застилавший глаза туман он смутно видел извивающегося на стуле Артура.
— Фриклявым шоктом я к тебе припуповею, — продолжал безжалостный вогон, — и уфибрахать ты, курерва, не посмеешь. — Его голос поднялся до невообразимых высот скрипучести. — А то, блакуда, догоню и так отчермутожу, что до круземных фраго-перов не забудешь — чтоб мне не быть вогоном, паска!