«Если», 1996 № 07

«Когда-то слова были колдовством, слово и теперь во многом сохранило свою прежнюю чудодейственную силу. Словами один человек может осчастливить другого или повергнуть его в отчаяние, словами учитель передает свои знания ученикам, словами оратор увлекает слушателей и способствует определению их суждений и решений. Слова вызывают аффекты и являются общепризнанным средством воздействия друг на друга».

Зигмунд Фрейд. «Введение в психоанализ».

Фриц Лейбер МОЯ ЛЮБИМАЯ КОЛДУНЬЯ

Глава 1

Не в привычках Нормана Сейлора было заглядывать в комнату жены в ее отсутствие. Быть может, отчасти именно поэтому он и поступил так. Он был уверен, что подобный пустяк никак не повлияет на их с Тэнси взаимоотношения.

Разумеется, он помнил, что случилось с чересчур любопытной женой Синей Бороды. Как-то ему захотелось даже подойти к этой странной сказке о повешенных женщинах с психоаналитической меркой. Впрочем, Синяя Борода жил в далеком прошлом, и с тех пор много воды утекло. Неужели за поблескивающей дверью комнаты Тэнси его ожидает с полдюжины висящих на крючьях красоток? Норман насмешливо фыркнул. Однако женщины есть женщины, и разве не доказательство тому его собственные исследования по женской психологии и параллелизму первобытного суеверия и современного невроза, которые принесли ему известность в профессиональных кругах?

Внешне Норман Сейлор ничуть не походил на знаменитого этнолога — он, прежде всего, был слишком молод — и выглядел вовсе не так, как подобает профессору социологии колледжа Хемпнелл. Вы не заметили бы ни поджатых губ, ни испуганного взгляда, ни квадратной челюсти типичного преподавателя этого маленького, но гордящегося собой и своими традициями учебного заведения.

По правде сказать, в Нормане не было того духа, какой присущ истинному хемпнеллианцу, — за что сегодня он был благодарен судьбе.

День выдался погожим и теплым; солнечные лучи, проникавшие в кабинет сквозь оконное стекло, падали на локоть Нормана. Допечатав заключительную фразу своей статьи «Социальные основы современного ведовства», которую наконец-то закончил, он откинулся в кресле и облегченно вздохнул.

Норман беззаботно наслаждался минутной передышкой, старался испить ее очарование до дна. Он вышел из кабинета, взял было книжку с яркой обложкой, но тут же отложил ее, взглянул на две маски китайских бесов на стене, минуя дверь спальни, перевел взгляд на бар, где стояла, по образному хемпнелловскому выражению, «на задворках» бутылка ликера, улыбнулся и направился в спальню.

В доме было очень тихо. В этот вешний полдень было что-то успокаивающее в скромных размерах, неброской, но удобной обстановке и даже в почтенном возрасте жилища Сейлоров. Оно как будто примирилось со своей участью — быть прибежищем обычной профессорской семьи с ее книгами, гравюрами и пластинками, с тем, что лепные украшения рошлого века покрыты слоем свежей краски. Признаки интеллектуальной свободы и любви к живому соседствовали и уживались с приметами тяжеловесного преподавательского достоинства.

Странно, подумалось ему, и как только им с Тэнси удалось не поддаться губительному воздействию атмосферы маленького колледжа? Ведь поначалу Тэнси приводило в исступление буквально все: соперничество между профессорами, сплетни и пересуды, утонченный этикет и надоедливое внимание студентов, а также требование, которое заставило бы взбелениться любого, — чтобы жены преподавателей трудились на благо колледжа, не получая ни гроша за свой труд. Хемпнелл был одним из тех колледжей, которые предлагали обеспокоенным родителям альтернативу буйной вольнице крупных университетов. Местный политик, вспомнил Норман, назвал их рассадниками коммунизма и свободной любви.