«Если», 1997 № 01

Не так давно в продаже появилась новая, мультимедийная версия популярнейшей компьютерной игры «Цивилизация». В ней еще больше возможностей для игрока: играй за кого угодно, хоть за хоббитов. Но суть осталась та же: цель игры — создать собственную цивилизацию, причем мир, в котором разворачивается сюжет, может быть выдуманным, то есть сконструированным по принципу случайных чисел, либо реальным. Но хронология — и, если брать шире, история этого псевдореального мира — будет разительно отличаться от взаправдашней: скажем, игроку ничто не мешает открыть порох и секреты металлургии и лишь потом выяснить, к каким последствиям ведет применение колеса.

Произведения, относящиеся к жанру альтернативной истории, сильно напоминают эту игру. Их авторы, подобно игрокам, меняют события мировой истории, представляющиеся им ключевыми, и в результате возникает мир, по-прежнему вроде бы такой, каким мы его знаем, и все же не такой.

В последние годы у нас в стране опубликовано довольно много фантастических произведений в жанре альтернативной истории. Термин «альтернативная история», кстати сказать, довольно широк, а потому толковаться может до известной степени свободно. Скажем, к альтернативной истории относятся и «Транквилиум» Андрея Лазарчука, и «Времена негодяев» Эдуарда Геворкяна, и даже «Там, где нас нет» Михаила Успенского (впрочем, для Успенского следует изобрести новый термин — быть может, «альтернативная сказка»?). И уж, конечно, под определение альтернативной истории подпадают книги Андрея Валентинова, первая трилогия которого из цикла «Око силы» выпущена недавно издательством «АСТ».

У каждого из упомянутых выше авторов, что вполне естественно, свой подход к теме, свое понимание альтернативной истории. Геворкян создает историю будущего, описывает альтернативное посткатастрофическое общество; у Лазарчука реальный и параллельный миры сражаются друг с другом за право существования; Успенский использует персонажей и сюжетные ходы сказок, плутовских и рыцарских романов, создавая на их основе свою альтернативно-пародийную сказку. Что касается Валентинова — и это сближает его с Лазарчуком, — у него мир подчеркнуто реален, вот только события не слишком далекого прошлого, вехи российской истории, получают в романах цикла неожиданную трактовку. К примеру, уже с первых страниц первого романа выясняется, что большевистский переворот — вовсе не спонтанный выплеск народной энергии (по принципу «низы не хотят»), а тщательно организованная и спланированная акция, нечто вроде жидомасонского заговора, лишь в более грандиозном масштабе. В отличие от пресловутых жидомасонов, в существование которых не верится, что бы там ни утверждали, валентиновские герои вполне реальны, и то безумие, которое охватило народные массы в 17-м году и продолжается отчасти и по сей день, получает рациональное объяснение. Это что-то наподобие сеанса массового гипноза, проведенного в рамках целой страны. Так сказать, Кашпировский в квадрате, если не в кубе.

Правда, тут Валентинов не то чтобы оригинален (были у него предшественники, в первую очередь — различные публицисты), зато он чертовски убедителен. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что история России «по Валентинову» гораздо правдоподобнее, нежели та, которую мы все знаем по собственному опыту и по школьным учебникам. И тут опять возникает аналогия с компьютерной игрой: для того, кто погрузился в виртуальный мир, компьютерная реальность становится реальнее фактической, окружающее игрок воспринимает уже периферийно, так как все его внимание сосредоточено на картинке на мониторе. То же и с книгами Валентинова: он пишет настолько убедительно, что его история становится историчнее настоящей. И уже не смущают отдельные проколы, в том числе — deux ex machina, которых в первой трилогии предостаточно: прежде всего это относится к хану Гэсеру и его свите. Если в «Страже раны» появление хана не то чтобы оправданно, но вполне допустимо, то эпизод в Безбаховке («Несущий свет») представляется надуманным. Если точнее — в нем отчетливо слышится фальшь. Такое ощущение, что автор не знал, как выпутаться из той ситуации, в которую он сам поставил своего героя, а потому решил призвать на помощь безотказное средство — бога, то бишь хана, из машины. Нечто подобное, кстати, прослеживается и в «Транквилиуме» Лазарчука, когда вдруг выясняется, что за всеми событиями и потрясениями мировой истории стоят атланты (зачем они понадобились Лазарчуку, совершенно непонятно — на мой взгляд, без этой линии сюжет только бы выиграл).