«Если», 1998 № 02

*********************************************************************************************

Сегодняшним материалом мы завершаем публикацию серии исторических очерков, начатую в четвертом номере «Если» за 1996 год статьей Всеволода Ревича «Попытка к бегству» и посвященную фантастике разных стран. Не претендуя на энциклопедичность, мы рассмотрели только «фантастические державы», имеющие богатые литературные традиции и оказавшие влияние на развитие жанра. За неполные два года на страницах журнала выступили литературоведы, критики, писатели, так что опубликованные по этой теме материалы могли бы составить довольно объемную книгу. Надеемся, что, несмотря на неизбежную «пунктирность» обзоров, читатели получили представление о становлении жанра, основных этапах его развития и нынешнем литературном пейзаже. Можем заверить наших читателей, что исторический очерк не исчезнет со страниц журнала, но теперь мы будем посвящать свои материалы конкретным течениям и направлениям фантастики.

*********************************************************************************************

Современная Япония олицетворяет собой феноменальную двойственность и даже тройственность, где тесно переплелись прошлое, настоящее и будущее. С одной стороны — высокие технологии, компьютерное лидерство, с другой — жесткое следование канонам и почитание вековых традиций. Это переплетение, казалось бы, совершенно полярных явлений в полной мере присуще и японской фантастике.

Веками японцы — от природы хорошие ученики — вбирали в себя культурные достижения других народов, чтобы затем на основе заимствований и переложений создать свою неповторимую, загадочную культуру.

Если говорить об истоках, то японская фантастика основывалась на трех «китах»: китайских новеллах-чуаньци, индийских легендах и буддийских притчах. Впрочем, собственно НФ в Японии — явление сравнительно юное, утвердившееся лишь во второй половине XX столетия. Но, подобно Китаю, традиции литературной фантастики здесь уходят в глубокую древность. И уж по части историй о страшном и загадочном, о чудесных превращениях и фантастических путешествиях японцы издавна были большими мастерами. Хладнокровно заимствуя и перелагая китайские сюжеты, японские авторы наполняли их новым — чисто японским — содержанием, национальным колоритом. И к слову сказать, в отличие от китайских чуаньци, японские кайдан («повествование о загадочном и ужасном»), юмэ-моногатари («рассказ о сновидении») и ки-дан («повествование об удивительном») благополучно дожили до наших дней.

Не имеет смысла подробно останавливаться на раннеисторическом периоде японской фантастики — ее этапы во многом переплетаются с предысторией китайской литературы.[6] Со времен летописей «Кодзики» (712 г.), на мифологической основе которых зиждется национальная религия японцев — синто, и до революции Мэйдзи (1867–1868 гг.), подорвавшей многовековой феодальный изоляционизм страны, фантастические сюжеты главенствовали в японской литературе.

Особенно бурный всплеск фантастических повествований пришелся на позднее Средневековье, или эпоху Эдо (1603–1868 гг.), когда распространенную в Японии бытописательную прозу буквально подавили фантастико-приключенческие сочинения. В них воспевалась самурайская мораль на фоне путешествий в иные миры. Эти произведения возродили «к жизни» древних мифических персонажей — голодных духов гаки, длинноносых леших тэнгу, оборотней ноппэрапо, обезьяноподобных монстров нуэ и прочих оживших мертвецов, духов погибших воинов и многоголовых демонов. В этот период появляются гениальные рассказы Уэда Акинари, объединенные в сборник «Луна в тумане» (вершина ранней японской фантастики), произведения основоположника японского дидактического романа Такидзавы Бакин, Ихары Сайкаку, Асаи Реи, Огиты Ансэй — непревзойденных мастеров жанра кайдан.