«Если», 1999 № 12

— Кобб, нам нельзя здесь оставаться. Ты должен вывести меня наружу. Я вообще не понимаю, куда идти. Без тебя я пропаду.

Мне было не до разговоров.

— КОББ! — окончательно запаниковала она. — Я не стала тебе мстить. Еще тогда, в Мейнеюнке. Ты нуждался в помощи — и я помогла, как умела. Теперь очередь за тобой.

Молча, незримо для нее, я покачал головой.

— Будь ты проклят, Дэнни, — яростно выпалила она. — Я тебе больше не позволю надо мной издеваться! Подумаешь, не нравится тебе тот козел, которым ты был раньше! Твои проблемы. Не смей самоутверждаться за мой счет. Я к тебе ангелом-хранителем не нанималась. Не думай, что я — последний шанс, посланный тебе небом. Не мое дело — уговаривать тебя не прыгать с обрыва.

Упреки, упреки…

— А я тебя и не прошу, — пробурчал я.

— Ах, ты еще здесь! Возьми меня за руку и выведи отсюда.

Я взял себя в руки.

— Ориентируйся по моему голосу, крошка. Ничего лучшего предложить не могу — воспоминания у тебя слишком бурные, на мой вкус.

И мы возобновили свое черепашье странствие. Мне осточертело передвигаться ползком, осточертели потемки, осточертело все это жуткое прозябание во мраке. Зловонная яма моей души — и та содрогалась при мысли о том, кто я и с кем я. Неужели этому водопроводному лабиринту нет ни конца, ни края?

— Погоди, — левым боком я ощутил какой-то предмет. Нечто металлическое, погребенное в земле.

— В чем дело?

— По-моему… — я стал ощупывать загадочный предмет, пытаясь определить, какой он формы. — По-моему, это чугунный столб. Вот он. Подожди. Сейчас влезу по нему, осмотрюсь.

Отпустив трубу, я ухватился за предполагаемый столб и высунул голову наружу, из-под земли. Оказалось, я был у ворот решетки, ограждавшей миниатюрный палисадник одного из домов на Рипке-стрит. Зрение вернулось ко мне! Как приятно было вновь ощутить всем своим существом чистое дыхание мира. Я даже на миг зажмурился, чтобы продлить наслаждение.

— Какая ирония, — проворковала Евфросина.

— Судьбы нашего героя, — подхватила Талия.

— Стоило ему победить свой страх, — продолжала Аглая.

— Спасти прекрасную деву от мерзкого чудовища, — вступила Клито.

— Наконец-то познакомиться со своим истинным «я», — заявила Фаэна.

— Вступить на долгий тернистый путь к выздоровлению, установив долгожданный контакт со своими глубинными подсознательными переживаниями, — прощебетала Эксо.

Гегемона только хихикнула.

— Что? — открыл я глаза.

И в этот самый момент Труподав пошел в атаку. Навалился на меня, оглушительно ударив своим тяжелым телом, протыкая длиннющими, как копья, когтями мою голову и тело. Усеянные шипами когти втыкались глубоко и намертво… И жгли, как раскаленное железо.

— А-а-а-ах, Кобб, — мурлыкал Труподав. — Сладенький ты мой.

Я истошно закричал, но он выпил все мои крики, так что во внешний мир прорвалось лишь мое молчание. Я пытался сопротивляться, но он сделал мои движения своими, и я лишь глубже и глубже загонял себя в бездонные омуты его сознания. Собрав волю в кулак, я сопротивлялся. Но оказался бессилен. Я познал томное наслаждение капитуляции, когда сама моя воля и непокорность стали частью индивидуальности моего победителя. Разница между мной и преследователем стиралась, уменьшалась, растворялась. Я преобразился.

Теперь я стал Труподавом.

Манхэттен — настоящая школа мертвецов. Ежедневно там умирает столько народу, что многочисленные монстры голодными не остаются. На складе воспоминаний, украденных у меня Труподавом, я отыскал некую недолгую передышку. Помнится, я сидел по-турецки на жестяном потолке какой-то грязной забегаловки. Прямо надо мной, этажом выше, стриптизерки ублажали японских туристов танцами на столах, и в это вр^мя один кобольд обучал меня тонкостям искусства выживания.

— Самое страшное, когда тебя выслеживает не просто хищник, а ты сам, — сказал он.

— Роскошный афоризм.

— Иди куда подальше. Я тоже когда-то был человеком.

— Извини.

— Ладно, прощаю. Вот что, о саламандрах я тебе рассказал. Гадостный способ протянуть ноги, но по крайней мере окончательный. Когда они тебя прикончат, даже мокрого места не останется. Но Труподав гораздо хуже. Это паразит. Настоящей, собственной индивидуальности у него нет, поэтому он лепит свою личность из кусочков всего, что в тебе есть гнусного. Из твоих пороков, из животной похоти. Он дарит тебе бессмертие — вот только больно уж оно мутное. Помнишь, в одном старом мультике страхолюдная жаба говорила: «Поцелуй меня и будешь жить вечно — станешь жабой, но бессмертной». — Кобольд скривился. — Если будет выбор, сдавайся саламандре.

— Ты вроде бы сказал, что я буду сам себя выслеживать.

— Иногда Труподав разрывает тебя надвое и позволяет одной из половинок убежать. До поры до времени.

— Зачем?

— Ноль понятия. Может, ему нравится в кошки-мышки играть. Развлекается он так, наверное.