«Если», 2000 № 01

— Так любишь, что отдашь мне свои глаза?

— Я тебя не понимаю.

— Если ты ответишь «да», то ослепнешь, а я буду видеть. Ты любишь меня настолько сильно?

— Да, я люблю тебя больше жизни.

Ее ладони прижались к его щекам, большие пальцы прикоснулись к векам. Его окутала тьма, жуткая сокрушающая пустота. Он вскрикнул, и она повела его к берегу. Она помогла ему сесть, и его оледенил страх. Что, что он сделал?!

— Ах, Кормак, так это — небо. Как чудесно! И деревья. Совсем такие, как ты рассказывал. И ты, Кормак, такой красивый, такой сильный. Ты сожалеешь о своем подарке?

— Нет, — солгал он, потому что гордость взяла верх над страхом.

Вновь ее ладони прижались к его щекам, и зрение вернулось к нему. Он схватил ее в объятия, прижал к себе, потому что увидел в ее глазах слезы.

— Почему ты вернула мой подарок? — спросил он.

— Потому что я тоже люблю тебя. И потому что у тебя был такой потерянный, испуганный вид. Никто никогда не делал для меня такого, Кормак. Я никогда этого не забуду.

— Так почему же ты плачешь?

Она не ответила. Только теперь поняла все одиночество мрака.

— Его гнев против тебя очень силен, — сказала Андуина, сидя рядом с Кулейном на солнышке. Миновало два месяца, и в золотистых листьях шуршал прохладный ветер. Каждый день Кулейн по многу часов занимался с Кормаком — они боксировали, боролись, бились на мечах и окованных железом дубинах. Но когда упражнения заканчивались, юноша отворачивался. Его чувства были скрыты маской, серые глаза оставались непроницаемыми.

— Знаю, — ответил воин, прикладывая ладонь козырьком к глазам и следя, как Кормак упрямо бежит к соснам по высокому склону. — И у него есть на то причина. Но ты ему нравишься, он тебе доверяет.

— Мне так кажется, владыка. Но я не в силах рассеять его гнев.

— Я не пробовал с ним говорить, Андуина. Это не поможет ни ему, ни мне. Я впервые увидел его отца на этой горе, и здесь Утер полюбил Лейту, мою Гьен Авур. А теперь их сын… и мир все еще содрогается от войн, зло процветает, хорошие люди умирают. Я сожалею о твоем отце. Успей я раньше…

— Он был старым воином, — сказала она с улыбкой. — Он умер, как хотел бы умереть — с мечом в руке, сражая врагов.

— У него достало смелости отказать Вотану.

— Это была не смелость, владыка. Он хотел получить за меня побольше. Вотан принял алчность за благородство.

— Для незрячей, Андуина, ты мало что упускаешь из виду.

— Ты уйдешь сегодня?

— Да. Я думаю, до моего возвращения тебе ничто угрожать не будет. Сожалею, что хижина так убога.

— Постараюсь как-нибудь вытерпеть, — сказала она и улыбнулась.

— Ты хороший человек, владыка. Так почему ты намерен умереть?

Некоторое время Кулейн молчал.

— Всю мою жизнь, — сказал он наконец, — всю мою долгую, долгую жизнь я мог смотреть на Кулейна с гордостью. Потому что Кулейн никогда не поступал низко. Кулейн был истинным владыкой. Я был бессмертен: Воин Тумана, Владыка Ланса из Ферага. Для греков я был Аполлоном, Доннером для скандинавов. Агрипашем для хеттов. Но на протяжении всех этих нескончаемых веков я ни разу не предал друга, не нарушил слова. А теперь я не тот Кулейн, да и сомневаюсь, был ли я когда-либо им.

— Ты говоришь о королеве?

— Нареченной Утера. Я вырастил ее — вот здесь, где мы находимся сейчас. Она гуляла по этим горам, охотилась, смеялась, пела и радовалась жизни. Я был для нее отцом. Я тогда не знал, что она любила меня. Она была дитя земли, а моей любовью была богиня вечной красоты. Но ведь ты знаешь историю Царицы-Ведьмы и ее деяний. — Кулейн пожал плечами. — Когда битва была выиграна, я не должен был возвращаться. Утер и Лейта считали меня мертвым. Тогда они поженились и были, я верил, счастливы. Но я обнаружил, что ошибался. Он пренебрегал ею, обливал ее грубым презрением. Приближал к себе других женщин, открыто поселял их в своих дворцах, оставляя мою Гьен в отчаянии и на всеобщее посмешище. Я бы убил его, но она запретила. Я пытался ее утешить. Я жалел ее. Любил. На короткий срок я дал ей счастье. Потом они помирились, и наша любовь была предана забвению. Она забеременела от него — и все муки словно остались в прошлом. Но длилось это недолго, слишком сильным оказалось его ожесточение. Он отослал ее в Дубрис — сказал ей, что в ее положении морской воздух очень полезен. И водворил во дворце молодую девушку из племени исениев. Я отправился к Гьен.

Он усмехнулся, потом вздохнул.

— Глупый Кулейн! Это была ловушка. Его люди наблюдали за домом. Они увидели меня и попытались схватить. Я убил троих — а один был моим старым другом. Я увез Гьен в Андериду, а потом мы отправились дальше по побережью, послав весть друзьям в Сикамбрии. Нас должен был встретить корабль, и мы укрылись в древней пещере, где нам ничто не угрожало — даже магия Мэдлина, волшебника Утера.

— Как же они вас нашли?