«Если», 2000 № 08

С. Дяченко: И вот еще что. Почему все присутствующие заладили: мы живем в эпоху безвременья, все плохо… Да ничего подобного! Наступила весна, мы приехали на Форум фантастики в Москву. Какой прекрасный город! Это же объективная реальность. Другой жизни у нас нет. И жизнь эта прекрасна. Не только благодаря Марине, а вообще благодаря существованию простых человеческих радостей. Вот у Славы Гончарова родилась дочка… Я категорически не согласен с тем, что сегодня нельзя сочинить светлый роман о любви. Не то что можно, а должно! Вот давай с тобой, Марина, напишем такой роман, докажем скептикам, что это реально.

С. Синякин: Ты знаешь, светлый роман о любви можно написать и на фоне фашистского государства. От этого он будет только интереснее! Но социальная атмосфера у тебя выйдет страшная, жуткая.

А. Столяров: Сергей Дяченко вышел на важные проблемы, но смешал два базисных понятия, две философии. Это философия жизни и философия предназначения. Философия жизни предполагает, что целью жизни является сама жизнь. И все, что в жизни происходит, абсолютно важно. Рождение ребенка, смена сезонов года. На этом держатся все восточные вероучения. Но есть европейская философия — философия предназначения, которая исходит из того, что жизнь — лишь средство в достижении чего-то. Это может быть достижение личного успеха. Достижение некоего культурного результата. Достижение Бога… Фантастика, как мне кажется, исповедует все-таки философию предназначения. Она находится в границах христианского поля. Хотим мы того или нет, пока мы за эти границы не вышли. И беда фантастики в том, что она совершенно не пытается осознать время, в котором живет.

Е. Харитонов: Все как раз наоборот. Судя по последним произведениям, фантастика сейчас усиленно пытается это сделать.

А. Столяров: Фантастика садится в поезд, который уже ушел. Все, что можно было сказать, уже сказано. Но авторы повторяют и повторяют это. А вот попытки посмотреть, что будет дальше, ни у кого нет. Такую попытку несколько лет назад предпринял Виктор Пелевин в романе «Чапаев и Пустота». Он первым наткнулся на пустоту, которую нам предстоит переплыть. Но что за пустотой — никто сказать не может.

А. Ройфе: А в какой области искать-то? Не обязательно же в социальной!

А. Столяров: Где искать — это и есть работа. Для автора и для мира фантастики в целом.

С. Дяченко: Журнал «Если» тоже предпринял такую попытку. Я говорю о цикле очерков «История будущего»…

А. Столяров: «История будущего» — это вовсе не предсказание. Интересно не то, какое открытие будет сделано, но — что станут считать хорошим, а что плохим. А вот об этом никто не говорит. Совсем недавно (исторически недавно) рабство считалось нормальным явлением. И только в последние десятилетия уяснили, что это нечто ужасное, нечто патологическое… Осознание некоторых аномалий требует громадного исторического времени.

О. Дивов: У меня вызвали неожиданное отторжение слова Евгения Лукина о том, что он видит, как изменилась мораль. Нет у меня такого ощущения. Просто общественное осуждение ослабло…

С. Синякин: Мораль изменилась полностью! Вы посмотрите, какая литература лежит на книжных лотках. «Я — вор в законе». Вот новая мораль! Ее насаждают романы Шитова, Воронина, других…

О. Дивов: Если бы у Воронина с Шитовым была возможность, они и 30 лет назад то же самое писали бы.

А. Столяров: Но любопытная вещь! Бандит, который убивал, грабил и разбогател, вовсе не хочет, чтобы его считали бандитом. И тем более не хочет, чтобы его дети считались бандитами. Он пытается из этой среды выскрестись. Значит, в неявном виде моральная вертикаль существует.

С. Дяченко: Вы говорите об этом на фоне XX века и 1917 года, который так, казалось бы, перевернул нашу мораль, что дальше некуда. И все равно за этим были, скажем, 60-е со всплеском глубинной морали. Мораль — вечная категория. Всегда найдутся люди, которые будут ее исповедовать. Вот для меня надежда — это наши дети и внуки, которые все равно понесут с собой классическую мораль.

А. Новиков: Что ж, поглядим. Ждать-то недолго: лет через десять вырастут те, кому сейчас исполнилось десять. И они начнут писать, но будут писать совершенно по-другому. Потому что они растут сегодня, на новых идеалах, в новой обстановке. И когда пойдет волна написанных ими текстов, тогда мы и увидим, какая у общества окажется мораль.

А. Ройфе: А растут они на книгах Ника Перумова, в которых Свет и Тьма — одно и то же. Растут на книгах, где положительными персонажами выведены бандиты.