«Если», 2001 № 05

Он вернулся к себе. В каком же хаосе он обитает! Пока жена комиссара собирается, надо прихватить кое-что из собственных пожитков. Ему была дорога одна-единственная вещь — полевая аптечка со снадобьями для Контакта, неизменная принадлежность любого практикующего лингстера. За все два года на Кришне у него не появилось ни единого шанса прибегнуть к альфа- и бета-комплексам, но все равно лингстеру полагалось всегда иметь при себе аптечку.

Он никогда не забывал апокрифические истории о лингстерах, переживших катастрофы, но продолжавших прижимать к сердцу драгоценные аптечки. Это была, скорее, пропаганда, чем быль, но привычки формируются по-разному. Он закрепил аптечку на поясе, рядом с другой драгоценностью — фляжкой.

Самому себе он не мог не признаться, что когда-то, в молодости, находился под сильным влиянием Гильдии. Студенческие годы он по-прежнему вспоминал с нежностью. Погружение в загадку языка казалось тогда священнодействием, а Гильдия — едва ли не монашеское братство, во всяком случае, по первоначальному замыслу — не пыталась гасить в новообращенных религиозный пыл. Однако та же самая Гильдия, поэксплуатировав лингстера в самые продуктивные годы, потом выплевывала его — опустошенного и циничного.

Где-то в глубине безмолвного дома раздался глухой стук: видимо, Найяна Пател волокла чемодан с дорогими тряпками и побрякушками. Сейчас ему придется корячиться, затаскивая эту тяжесть на крышу.

Раздался новый удар — теперь у него за спиной. Потом затрещала опрокидываемая мебель. А потом он услышал крик.

Он так резко дернул головой, что испытал приступ головокружения и едва не полетел с лестницы. Схватившись за перила, он мало-помалу пришел в себя. По холлу он шел медленно, все еще боясь оступиться. Шум доносился из кабинета Патела.

К горлу подступила тошнота. Перед дверью он замялся, но новый крик заставил его рвануть дверь — и узреть кошмарную сцену, от которой выветрился последний хмель.

Комиссар лежал на своем древнем ковре рядом с письменным столом, запятнав пастушью идиллию своей растекающейся кровью. Падая, он потянул за собой на пол разбитую клавиатуру. Над ним стоял маленький нагой абориген с такой густой татуировкой на лице, что естественный цвет кожи уже нельзя было разглядеть. В окровавленной руке он сжимал орудие убийства — клинок в виде тонкой удлиненной пирамидки.

Прошло несколько секунд, прежде чем Рис сообразил, что именно предстало его взору. Убийцей оказался не «мул», а стег. Сердце пропустило удар.

Маленький пухлый туземец смотрел на Риса в упор. Двое других в одних набедренных повязках злодействовали в кабинете, переворачивая кресла и сбрасывая с полок книги.

— Мерзавцы! — крикнул Рис на «кухонном стегти». — Повиновение господину! — Даже он, лингстер, не мог придумать ничего более соответствующего моменту, так силен был шок.

Стег, сжимающий в руке трехгранный кинжал, алый от крови Патела, что-то взволнованно забормотал. Другие двое убийц повели себя так, как и подобает робким аборигенам: подталкивая друг дружку, вылезли в открытое окно, через которое попали в кабинет.

Рис, немея от ужаса, не сводил взгляд с безжизненного тела комиссара, плавающего в собственной крови. Потом он рухнул перед ним на колени. Пальцы Патела слабо шевельнулись.

Что-то покатилось по полу, но Рису было не до того. Он, дрожа, положил окровавленную голову начальника и друга себе на колени и ощутил слабый металлический запах крови.

— Рис… — зашептал Пател хрипло. — Я должен тебя предупредить… «Мулы»… Я только что узнал…

— Берегите силы, Чан. Я позову на помощь.

Слабые пальцы уцепились за его рукав.

— Это важно. Ты должен узнать… Стеги…

Голос Патела стих, голова запрокинулась, глаза уставились невидящим взглядом лингстеру в лицо. Потом бесцветные губы снова пришли в движение, и до слуха Риса донеслись последние слова комиссара:

— Спаси мою семью!

Еще какое-то время Рис смотрел на мертвеца, потом осторожно опустил его голову на индийский ковер и выпрямился.

Убийца все еще стоял, сжимая в руке кинжал и глупо глядя на результат своего коварства. Рис шагнул в его сторону, и туземец, опомнившись, поспешно вылез в окно.

Рис оглянулся напоследок на мертвое тело, чувствуя, как в душе закипает ярость. Рядом с трупом осталась лежать его разбитая фляжка, издающая масляный запах разлитого зита.

Квартира семьи находилась в конце длинного коридора на третьем этаже. Рис заскользил по деревянному паркету, который по утрам натирали до блеска улыбчивые слуги-стеги, те самые — либо их друзья или соседи, — на чьих руках осталась кровь Чандры Патела. За все пятнадцать лет существования на Кришне колонии землян стеги не доходили до подобной агрессивности.

Мучительное ощущение похмелья вернулось, в голове у Риса снова поплыл туман, не позволявший представить картину убийства Патела с прежней ясностью. Ему не повредил бы сейчас глоток спиртного, но он знал, что теперь обязан оставаться трезвым как стеклышко.