«Если», 2002 № 09

Чтобы освежить память, доктор Ивинс отложил журнал и потянулся к истории болезни Роу, разбухшей едва ли не до четырех дюймов в толщину из-за вложенных в нее страниц дневника, который согласился вести утративший память бедняга, замечаний Ивинса и дополнительных рисунков и диаграмм, начерченных Роу в ответ на расспросы. Чертил он так же четко, как и писал. К сожалению. Потому что в изображениях абсолютно отчетливо проявлялась злоба таскеров. Бивни[4], давшие фигурке это название, загибались, как у слона или вепря, и дополнялись тигриными клыками. Кроме того, тварь обладала шестью ногами. Больше похожа на млекопитающее, чем на насекомое. Или что-то среднее между тем и другим?

Рипер[5] был еще более трудноопределим: квадратная голова со стертыми чертами и четыре серповидные лапы, вращающиеся в верхней части тела и заканчивающиеся то ли колесами, то ли изогнутыми щупальцами. Ивинс так и не понял, что это — механизм или живое существо.

Как большинство фигур, эти были донельзя схематизированы и выглядели чуть получше абстрактной скульптуры. По крайней мере, Ивинс надеялся, что изображения достаточно условны. Не хотел бы он жить во вселенной, где существуют создания, напоминающие риперов и таскеров.

Доктор вдруг опомнился и, вздрогнув, огляделся, смущенный тем обстоятельством, что он, психиатр, пусть и на секунду, принял чьи-то видения за реальность. Не то чтобы он совершенно не воспринимал всерьез дневник Роу. Случай весьма интересный. Ивинс с нетерпением ждал продолжения.

В бодрствующем состоянии Роу был обычным, ничем не примечательным «амнезьяком». Хотя не совсем обычным… Шести футов шести дюймов роста, с гривой золотисто-рыжих волос и волевым лицом. Был найден шагающим по Пичтри-стрит, в тысячедолларовом костюме и эксклюзивном галстуке, без всяких этикеток и лейблов от портного. Новехонький бумажник из кожи угря был пуст, если не считать таких же новых пяти стодолларовых банкнот. И все. Днем он оставался всего лишь одним из потерявших память пациентов. Зато по ночам превращался в параноика. Правда, Ивинс подозревал о существовании связи между его снами и амнезией.

— Как вы неоднократно утверждали, вас девять человек, иначе говоря, три команды играющих друг против друга на треугольной доске…

Ивинс взял за правило беседовать с больным после очередного чтения дневника, и Роу неизменно был готов, даже рад ответить на все вопросы.

Пациент поудобнее устроился в кресле. Лицо буквально сияет уверенностью, голос — звучный и глубокий, такой же впечатляющий, как внешность:

— Да, но помните, что иногда две команды временно объединяются против третьей. Правда, ненадолго. Потому что Игра Девяти всегда переменчива, я сказал бы, непостоянна. Каждый ход вносит сюда очередные изменения.

— Сюда?

— В то, что вы именуете реальностью, вселенной.

— Но где это «сюда»? Я имею в виду, где доска? В том, что вы называете «за кулисами»?

Роу невозмутимо улыбнулся.

— Я использовал метафору. Для простоты. Все находится за кулисами. Доска — единственное, что там есть. Остальное — это лишь поверхность; вся ваша жизнь — поверхностный слой, тоньше луковой шелухи, и все, что вы видите и о чем думаете, не более чем результат Игры.

Все та же старая песенка, хотя Ивинс продолжал упрямиться, как всегда, желая узнать о бреде пациента больше.

— Вы по-прежнему заявляете, будто мир — это то, что в представлении философов есть эпифеномен?[6]

— Ваш мир, — поправил Роу.

— Но не ваш?

— Только когда я, как вы объясняете, бодрствую и нахожусь в человеческом облике. Но не когда я один из Девяти.

— Когда вы спите…

— Если только ЭТО не сон. Как у Чанга Цзу.

— Да-да, — нетерпеливо отмахнулся Ивинс. — Тот китайский философ, которому приснилось, что он стал бабочкой, а потом, проснувшись, долго гадал, не бабочка ли он, которой приснилось, что он стал Чангом Цзу. Но в кого превращаетесь вы, когда теряете этот самый человеческий облик? Когда играете в Игру? И кто эти Девять?

— Я уже объяснял.

— Расскажите еще раз.

Роу нахмурился и заговорил, тщательно подбирая слова.

— Можете называть нас богами. Другого слова в вашем языке просто не найдется. Мы больше вас, куда больше, с лицами, светящимися так ярко, что глазам человека не выдержать этого блеска.

— Но как же вы различаете друг друга, если ваши лица сверкают? Откуда знаете, кто есть кто?

— Знаем.

— Вы женщины или мужчины?

— Ни то, ни другое. И то, и другое. Мы не делимся на эти категории.

Ивинс упорно продолжал, пытаясь услышать что-то новенькое или поймать Роу на противоречии, но пациент упрямо стоял на своем. Это самое раздражающее в параноиках: их бред на удивление устойчив и обладает некоей извращенной, не поддающейся никаким аргументам логикой.

Наконец он решил бросить Роу открытый вызов.

— Вы всегда говорите, что каждый ход в игре влияет на наш мир…

— Создает мир, — перебил великан.

— Хорошо, создает. Это означает, что вы способны предсказывать явления до того, как они происходят. По крайней мере, за небольшой срок до их осуществления. Итак, предскажите нечто такое, что я мог бы проверить.