— Ну вот, вы уже близки к пониманию. Раз вы заметили, что ваш мозг воздвигает преграды к осознанию реальности и подставляет на ее место иллюзорные понятия, скоро вы окончательно справитесь с нашей задачей. Стоит вам увидеть хоть что-нибудь в реальном свете, все ваши фантазии окончательно исчезнут.
— Понятно, — угрюмо согласился Джерри. — Давайте продолжим нашу игру. Возможно, я доберусь до истины.
Их игра продолжалась битый час. В конце Джерри уже мог почти безошибочно описывать обстановку кабинета.
— Вы определенно делаете успехи, — подбодрил его Седрик.
Джерри сомневался.
— Пожалуй, — согласился он. — Я должен. И я уже замечаю — на уровне подсознания, без какой-либо логики, — что буквально ловлю ваши мысленные образы: стоит вам подсказать мне одну-две приметы отдельных вещей, как я уже угадываю остальное. Но мне еще надо потренироваться… доктор Элтон.
— Прекрасно, — от всей души похвалил его Седрик. — Встретимся завтра в это же время. И разум победит!
Когда Джеральда Босека увели, Седрик прошел в приемную.
— Отмените все визиты, — велел он Елене.
— Но почему? — удивилась она.
— Потому что я выбит из колеи! — выкрикнул Седрик. — Откуда этому сумасшедшему известен ваш домашний телефон?
— Он мог прочитать его в телефонном справочнике, — ответила Елена.
— Запертый в больничной палате Городского госпиталя? И откуда он узнал ваше имя вчера?
— Он всего лишь взглянул на табличку на моем столе.
Седрик посмотрел на табличку.
— Да, конечно, — проворчал он. — Я совсем забыл о ней.
Он резко развернулся и направился в сияющую чистотой небольшую лабораторию. Миновав массу приборов, подошел к аптечке. Там, на самой верхней полке, стояла закупоренная стеклянной пробкой та самая бутылочка. В ней было пять ярко-желтых пилюль. Он вытряхнул одну, поставил склянку на место и возвратился в кабинет. Сел за стол, положив пилюлю на середину белого бювара.
Из приемной постучали, дверь открылась, и вошла Елена.
— Я оповестила всех сегодняшних клиентов, что приема не будет, — доложила она. — Почему бы вам не развеяться? Смена занятий…
Она заметила желтую пилюлю на бюваре и остановилась.
— Что вас так испугало? — спросил Седрик. — Вы боитесь, что перестанете существовать, если я проглочу пилюлю?
— Перестаньте!..
— Я не шучу, — возразил Седрик. — Когда в приемной вы сказали, что ваше имя можно прочитать на табличке, я взглянул на нее, и в первое мгновение она была, как в тумане, потом смутно материализовалась, затем стала четко видна. И тут я вспомнил, что обычно, когда я беру на службу новую секретаршу, то первым делом заказываю именную табличку для нее, а когда она покидает меня, дарю табличку ей на память.
— Совершенно справедливо, — кивнула Елена. — Когда я впервые пришла к вам, вы сами рассказали мне об этом. Вы еще тогда взяли с меня клятву, что я никогда не приму вашего предложения поужинать вдвоем… или что-нибудь в этом роде. Это вы помните?
— Помню. Весьма подходящее для поддержания мужского достоинства объяснение: лучше отказать самому, чем дождаться вашего отказа. Стремление сохранить свое «я» — первый симптом безумия.
— Да нет же! — воскликнула Елена. — О дорогой, я здесь, вот она! Настоящая! Я давно люблю вас. Только не позволяйте этому убийце-маньяку сбить себя с толку. Никакой он не сумасшедший. Он притворяется безумным, чтобы избежать наказания.
— Вы так думаете? — заинтересовался Седрик. — Возможно… Но тогда он психиатр не хуже меня. Понимаете?
— Да, конечно, — тихо рассмеялась Елена. — Безумие Наполеона состояло в том, что он считал себя Наполеоном.
— Наверное, — задумчиво произнес Седрик. — Однако согласитесь: если передо мной существо реальное, вы им и останетесь, когда я проглочу желтую пилюлю. Это будет еще одним подтверждением реальности нашего с вами мира.
— И на целую неделю лишит вас способности работать.
— Не такая уж большая цена, чтобы сохранить рассудок… Так что все-таки я приму ее, — заявил Седрик.
— Нет! — закричала Елена, бросаясь к столу.
Седрик успел схватить пилюлю за мгновение до того, как до нее добралась Елена. Она попыталась отнять у него таблетку, он увернулся и положил желтое драже в рот.
Откинувшись на спинку кресла, он с любопытством рассматривал Елену.
— Скажи, Елена, — мягко обратился он к своей помощнице, — ты все время сознавала, что являешься всего лишь плодом моего воображения? Я хочу знать…
Он вдруг замолк, закрыл глаза и обхватил голову руками.
— Бог мой! — простонал он. — Я умираю!
Так же внезапно головная боль прошла, мысли стали ясными. Он открыл глаза.
На пульте управления перед ним стояла склянка с желтыми пилюлями. В противоположном конце рубки, упершись спиной в один из инструментальных шкафов, лежал Джерри Босек. Он крепко спал, так плотно обвязанный веревками, что встать самостоятельно на ноги никак не мог. У дальней стены стояло еще три шкафа, краска на двух из них покоробилась, по-видимому, от жара, у третьего дверца была расплавлена до основания.
По всей рубке в разных положениях валялись тела пяти синих венерианских ящериц.