«Если», 2003 № 12

Павел АМНУЭЛЬ:

Фантастическая литература чрезвычайно разнообразна (во всяком случае, более разнообразна, чем реалистическая проза). В рассказе о приключениях бравого космопроходца нужна ли реалистическая социально-прогностическая конструкция? Для такого рассказа достаточно придумать оригинальную ситуацию, пусть она даже противоречит не только социальной прогностике, но и вообще законам природы. Иное дело, если берешься писать рассказ (повесть, роман) о том, каким действительно представляется будущее — страны, планеты, Вселенной. Здесь футурологическая модель уже не может выполнять лишь служебную функцию — она становится стержнем, сутью, основной идеей; персонажи обязаны вести себя так, как требует созданная автором футурологическая модель.

В моем юмористическом цикле о приключениях «звездопроходимца» Ионы Шекета много фантастических декораций, на фоне которых действуют персонажи, но это именно декорации — на них, возможно, интересно смотреть в ходе представления (во всяком случае, автор на это рассчитывает), но прогностического смысла в большинстве своем они не имеют.

Иное дело — повесть «Взрыв», опубликованная больше 15 лет назад. Там был важен именно научно-технический прогноз, речь шла о возможности создания генетического оружия. Нужно было такое оружие придумать, оценить последствия его применения. Это уже не декорация, а смысл жизни главного героя. Идея, разработанная в повести, была прогностической (сейчас, кстати, генетическая бомба перестала быть фантастикой).

Экстраполяция, выявление тенденций, экспертные оценки — это методы реально существующей науки футурологии (в советские времена она называлась научным прогнозированием). Если бы фантастика ограничивалась использованием лишь этих методов, то, как и реальная футурология, могла бы претендовать на правильное описание будущего в пределах 20–30 лет — именно на такую «глубину» взгляда претендуют так называемые дальнесрочные прогнозы. Почему не глубже? Потому что любая экстраполяция, любая тенденция (даже если она только что возникла) достаточно быстро исчерпает себя в результате столкновения с другими тенденциями. Рано или поздно будет сделано изобретение или открытие, отменяющее экстраполяцию: так обычно и происходит в реальности, именно поэтому все методы футурологии не помогают заглядывать в будущее даже на полвека.

У фантастики есть свои приемы, дополняющие методы футурологии. Эти приемы были выявлены еще двадцать лет назад в результате изучения научно-фантастических идей, собранных известным писателем-фантастом Генрихом Альтовым в его до сих пор не опубликованном «Регистре». Эти приемы (их более двадцати) — инструмент более мощный, чем обычные футурологические методы, они позволяют прогнозировать качественные скачки в развитии науки и техники — то, чего футурология не может делать в принципе. Использование этих приемов (метод фантограмм, метод качественных изменений, морфологический анализ и пр.) я считаю оптимальным для создания прогнозируемого фантастического будущего. Сам пользуюсь и коллегам советую.

Рецензии

Евгений Прошкин Магистраль

Москва: ЭКСМО, 2003. — 416 с. (Серия «Русская фантастика»). 7000 экз.

Тезис о предопределенности судьбы отнюдь не потерял своей актуальности для фантастов: старый лозунг NO FUTURE, провозглашенный лондонскими панками и увековеченный десантным ножом Сары Коннор, звучит и по сию пору. Например, в романе «Магистраль» Е.Прошкина. Идея Патруля Времени, в свое время весьма популярная, оказалась полностью переосмысленной в духе мрачной пост-диковской манеры автора, отошедшего от им же самим провозглашенного «трэш-декаданса».

Роман весьма сложно организован, текст постоянно заставляет читателя вернуться страниц на пять назад. Вывихнутая логика временных парадоксов способна смутить человека, привыкшего к линейным сюжетам коммерческой НФ.

Олег Шорохов, главный герой «Магистрали», — человек без прошлого, потому что у оператора Единого Контроля Времени слишком много «прошлых»; потому что вся жизнь Олега существует лишь в его воображении и памяти компьютера; потому что прошлого, по сути, нет, а есть лишь священная цепочка причинно-следственных связей, любое нарушение которой жестоко карается; и, наконец, потому что в прошлом никогда не было такого человека…

Задача оператора — скорректировать возможные возмущения той или иной степени локальности в соответствии с тем, как ДОЛЖНО БЫТЬ. Но будущего тоже нет — есть лишь жесткая детерминированность, или, если угодно, следование программе. Попытки выйти за рамки созданной системы оказываются лишь предусмотренными программой действиями. Программу нельзя победить изнутри. Но можно изъять себя из программы. Можно завоевать право на собственное будущее, определяемое твоими лишь действиями; право на жизнь — со всеми ее неудачами и ошибками.

Как вам такой сюжет? Кажется бредом, да? Но из этого «бреда» московский фантаст мастерски выстроил стройную, непротиворечивую и увлекательную книгу.