— Я Пок-но-ри-лак Йо-ник-ла-рей, — сказал он, — кузен отца Шорти и племянник его покойного двоюродного деда. Я пришел сообщить, что завтра утром вы отсюда уезжаете. Личные вещи и легкое оборудование надо взять с собой, а о более существенном мы позаботимся сами.
— Куда мы едем? — поинтересовался Джером.
Пок-но-ри-лак в изумлении отступил на шаг и, обернувшись к Шорти, спросил:
— Разве этому рабу позволено с нами говорить?
— Он ангел, — бесстрастно откликнулся Шорти. — Никто еще не предлагал ему замолчать.
Такой ответ определенно навел Пок-но-ри-лака на серьезные размышления. Он уделил им пару минут, одновременно скептически изучая фигуру и лицо ангела, и даже подошел поближе, чтобы внимательно рассмотреть его лишенную меха кожу.
— Я не уверен, что мне нравится этот раб, — изрек он наконец.
— Ничего страшного, Пок, ты привыкнешь, — сказал ему Джером. — И мне хотелось бы узнать ответ на мой вопрос, если не возражаешь.
Пок взорвался, как хорошая шутиха. Бешено подпрыгивая и обильно брызжа слюной, он прогавкал долгое высказывание на секретном диалекте Красных Мартышек. Шорти поглядел на ангела, потом на своего двоюродного дядю и молча помахал руками в воздухе. Значение этого жеста ускользнуло от Джерома, но Пок незамедлительно его просветил, сказав:
— Шорти отказывается лишать тебя жизни, хотя у тебя дурной нрав и наглое поведение. Он говорит, что это навлечет на всю нашу породу бесчисленные неприятности. Мне придется поверить ему на слово.
Джером тяжело сглотнул. Он постарался не думать о том, что его судьбу только что обсудили и определили двое мартышек.
— Значит ли это, что я теперь могу узнать, куда мы направляемся?
Пок громко зашипел, яростно потер лицо руками и сообщил сквозь зубы:
— Мы все едем домой. И берем с собой наше самое ценное имущество. Включая тебя.
Сверху нависали низкие серые тучи, снизу простиралось скучное серое море, а между ними, на манер начинки в сэндвиче, пребывало раскрашенное сбрендившим маляром судно, все в ослепительно красных, оранжевых, желтых и голубых полосках, пятнах и завитках. На мостике, лицом к корме, стоял Джером, внимательно наблюдая за горизонтом, где проступали три неизвестных синеватых силуэта. Капитан Мелькония стоял в двух шагах от него и зорко наблюдал за тем же самым. Для шамалианина капитан был высоким и крупным, его очень красили густые моржовые усы, прикрывающие высоко разрезанную верхнюю губу. Усы у Мельконии были коричневато-бурые, лоснящийся мех серебристого цвета, а руки отчасти смахивали на ласты.
Прищурившись, капитан выплюнул на ветер короткое слово, и Профессор поспешно перевел: «Пираты!». Джером сразу ощутил неприятное стеснение в груди, но взял себя в руки и сделал глубокий спокойный вдох-выдох. Уж конечно, Мелькония предусмотрел все необходимое, чтобы отбиться от нападения?..
Джером был сыт по горло морским путешествием. Во-первых, мартышки имели прекрасную возможность вышвырнуть его за борт в любой момент, когда им только заблагорассудится. Во-вторых, едва он успел шагнуть на палубу, как сразу же пал жертвой морской болезни, которая лишь недавно чуть-чуть его отпустила. И он в буквальном смысле слова задыхался от сизых вонючих выхлопов корабельного движка.
Джером стоял на мостике, потому что здесь всегда был свежий воздух. И здесь можно было задумчиво наблюдать, как их судно неспешно взбирается на горб высокой волны, секунду балансирует на ее гребне и быстро соскальзывает вниз. А после проделывает все то же самое — снова, снова и снова.
Стоять на мостике было не в пример приятнее, чем сидеть в трюме без иллюминаторов, ощущая поступательное движение судна лишь как сложное, крайне эффективно выматывающее душу и тело взаимодействие разных физических сил и разнонаправленных ускорений. В трюме Джером не мог даже играть в солитер.
Поэтому он убегал из брюха корабля на капитанский мостик и наблюдал за переменами погоды в шамалианском океане. За трое суток, которые истекли с того момента, как они покинули Суридаш, Джером увидел блистающий солнечный штиль в океане, и день штормового ветра, который гонит перед собой волны с пеной на гребешках, и день спокойных серых волн и пепельного неба с бурными, но короткими дождевыми шквалами.
Один из таких шквалов как раз обрушился на палубу их судна, вынудив Джерома и Мельконию поспешно укрыться в рубке. Там у румпеля из темного тяжелого дерева, укрепленного железными полосами, стоял, положив на него могучие руки, широкоплечий желтовато-зеленый Древесный Медведь. Навигатор, напоминающий земного бобра широким плоским хвостом и коричневым мехом, делал какие-то пометки на картах, разложенных на столике в углу. Карты и всю рубку освещала единственная тусклая электролампочка, ввинченная в патрон на стене.
Капитан Мелькония раздраженно затопал по рубке, шлепая резиновыми сапогами и с устрашающей энергией хлеща по полу толстым хвостом. Побегав, он остановился и смачно выругался.
«Жидкое и/или растительное масло и уксус!» — мигом перевел Профессор.
— Масло и уксус?.. — изумился Джером.
«Таковы были его точные слова», — чопорно ответил Профессор.