«Если», 2005 № 03

Я заметил, что она в бешенстве. И сразу же понял, почему — я пропустил вечернее купание, которому придавалось почти такое же значение, какое католики придают причастию. Люди в страхе бросились врассыпную. Вот влип, подумал я.

— Дорогая! — сказал я бодро. — Посмотри, что я придумал!

И повторил все недавно проделанные манипуляции. Ледяное равнодушие было мне ответом. Постепенно я стал заводиться. Что может понять она, у которой и взгляд-то редко бывает осмысленным! Она следует заложенным в ее генетическую память инстинктам подобно тому, как компьютер выполняет введенную в него программу. Как я раньше не замечал, что женщина, с которой я сплю, всего лишь безмозглая машина, созданная властвовать и бесконечно заниматься сексом. Да что она понимает в чертежах!

И все же из чистого упрямства я решил довести демонстрацию до конца. Злой и обиженный, я даже не смотрел по сторонам, а когда поднял глаза на Королеву…

Если бы от стыда можно было провалиться сквозь землю, то я, наверное, долетел бы до жидкого ядра планеты. Как я мог подумать о ней такое?! Она смотрела на меня потеплевшим взглядом. А потом шагнула ко мне и, схватив за руки, на мгновенье коснулась лбом моих губ. Затем повернулась и указала на мои изобретения. И одна из работниц вскочила, схватила меч и начала копать им, другой — солдат — принялся размахивать мечом с типичными для воина приемами обороны и нападения. Один же из Сборщиков не только нарубил поленьев для очага, но даже заострил кол и вбил его в землю.

Я был готов расплакаться от счастья.

И только арбалет не получил должной оценки.

Весь следующий день я потратил на усовершенствование своего недооцененного изобретения и в последних лучах заходящего солнца подстрелил с его помощью голубя, а потом, набравшись наглости, зарядил арбалет гарпуном и в сумерках выловил из ручья крупного головастика.

Не могу описать, как вознаградила меня ночью Королева. На этом фоне поблекла даже прошлая ночь…

Мастера быстро освоили новую технологию, даже внесли некоторые усовершенствования — оптимизировали способ производства и, поощренные за способность фантазировать, выдали целую коллекцию разнообразных режущих предметов — оружия и орудий труда.

Отряды Охотников и Сборщиков перестали исчезать. Экспедиции доставляли невиданное количество добычи. Например, притащили пару тонн чистошерстяной ткани в лоскутах и отрезах. Она была красивого пурпурного цвета, и из нее по моему приказу была сшита одежда для всего населения землянок — прямоугольник с дыркой для головы, схваченный по талии плетеным пояском. Одетые таким образом, мы стали походить на божьих коровок. От одного вида наших одеяний враги разбегались в страхе.

Теперь мы стали настоящим Королевством. И сами по себе превратились в Империю.

4.

К нашему двору прибилось немало бездомных. Новичкам пурпурные одежды полагались лишь за особые заслуги. Кроме того, я приказал сделать им на лбы татуировку в виде пятизубой короны. Такой же рисунок, только более изящный, украшал одежды наших подданных. Вскоре новоприбывшие сами стали делать себе татуировку. Им, очевидно, понравился этот символ, развевающийся на наших знаменах. Наша с Королевой одежда была точно такой же, как у самого обычного рабочего, но мы носили короны — простые, начищенные до блеска железные обручи. Хотя особой нужды в коронах не было. Нас и без того узнавали и выделяли в толпе. Но Королева одобрила мою прихоть, сопроводив согласие легким пожатием плеч: «Не повредит». Гораздо более полезным оказалось введение сигнальных средств — деревянных свистков и раковин улиток. Я упорно учил растущее день ото дня войско слушать эти звуки, маршировать строем, стрелять залпом и очередью, а также многим другим военным хитростям.

Я готовился к завоеваниям.

Целью нашего первого похода была деревянная гора — огромный пень, раз в пять-шесть превосходящий НДК[2]. Объект, где я собирался осуществлять проекты, достойные сильного, хорошо организованного муравейника, находился в середине солнечной долины, до которой было полдня пути.

Поэтому мы двинулись ночью. Все вместе. Всем Королевством. Маток несли на носилках, и они рожали по дороге. Кажется, только им — этим громадным женщинам, моим дочерям — удавалось изображать на своих лицах некое подобие улыбки, когда я их целовал. Сердце сжималось при виде моих малышек, однако дочуркам, по всему видать, походная жизнь была не в тягость — они оставались бодрыми и довольными, независимо от обстоятельств…

На восходе мы остановились у горы, которая должна была стать нашей. Прощайте, темные, сырые землянки! Прощай, едкий дым! Я сложу печи, проведу вентиляционные шахты, выстрою лестницы, даже водяные лифты, тем более что возле гигантского пня текло несколько речушек, и я уже успел испытать водяное колесо, с помощью которого мы смололи муку, и работницы испекли первый в нашей истории хлеб.

Мы взяли гору вскоре после полудня, одолев в жестокой схватке несколько местных племен. Это оказалось нетрудно — враги были разрознены и сражались каждый за себя, а у меня хватило ума не нападать на всех одновременно.