«Если», 2006 № 05

Он морочит нам голову.

Не знаю, откуда взялась эта мысль, но как только она прозвучала в моей голове, цепочка тут же со мной согласилась. Мы доверяли своей интуиции. Ни один из нас до этого и не думал в чем-то подозревать доктора Томасина, но то, что сейчас он неискренен, было ясно как день.

— Я подъеду в течение получаса.

Тут в разговор вмешалась Меда:

— Как могло случиться, чтобы личный доктор Кэндес не знал, что она балуется со своим геномом? Она ведь все лето была не в себе.

Сказано это было негромко, но достаточно отчетливо, чтобы услышала матушка Редд. Одна из них обернулась и пристально на нас посмотрела. Мы твердо встретили этот взгляд. Она чуть заметно кивнула.

— «Скорая» уже здесь, — сказала она доктору Томасину. — Мы едем в окружную больницу.

— Встретимся там, — кивнул он и отключился.

Матушка Редд обернулась к нам:

— Ждите меня здесь.

— Но…

— Я сказала, ждите.

Мы повиновались, а чтобы скоротать время, занялись поиском юридической и медицинской информации о послеродовом генетическом манипулировании. Да, дети в нашем обществе создаются искусственно — это факт. Но индивидуум (а точнее цепочка) — понятие священное и неприкосновенное. Однако доктор Томасин, создавший Кэндес, решил изменить ее, модифицировать свое творение.

Он не имел права.

В этом мы не сомневались.

Когда прибыл флаер «скорой помощи», матушка Редд отправилась не в окружную больницу, а в клинику Института.

* * *

В последнюю минуту она все же смягчилась и позволила нам сопровождать ее. Она, разумеется, и близко не подпустила нас к управлению, хотя у нас были водительские права и рефлексы раз в десять лучше, чем у нее.

Пока матушка Редд разговаривала с врачами из Института, мы ждали в коридоре. В институтской клинике мы почти не бывали, только в прошлом году проходили курс анатомии в одном из ее многочисленных корпусов. Специализировались мы больше на технических науках, а болели редко, да и не настолько серьезно, чтобы не справиться с хворью самостоятельно.

Время было позднее, но спать не хотелось совершенно. Мы то и дело поднимались на этаж А-1, чтобы справиться о состоянии Кэндес. Оно оставалось прежним.

Мануэль смотрел в окно на темные, неосвещенные корпуса. Институт, казалось, вымер: до начала осеннего семестра оставалось три недели, и сейчас здесь не было ни души — ни студентов, ни преподавателей.

Где-то резко хлопнула дверь. Мы оглянулись: в конце коридора показался запыхавшийся доктор Томасин. Видимо, не дождавшись, пока спустится лифт, он пробежал шесть пролетов по лестнице.

Мы машинально сгруппировались за спиной Строма в защитной позиции.

— Я думал, вы отвезли ее в окружную больницу, — сказал доктор Томасин.

— Нам все известно, — отрезала Меда. — И матушке Редд тоже.

— О чем ты? — удивился он.

Однако теперь эти уловки уже не могли нас обмануть.

— Вы целое лето изменяли ДНК Кэндес. Вы ее чуть не убили!

— Согласен, у нее есть определенные проблемы с ДНК. Но я тут ни при чем. Где она?

Он попытался обойти нас, но мы перестроились и загородили проход. Тут он по-настоящему разозлился.

— Прочь с дороги, щенки!

— Мы не щенки. И не подопытные кролики. Мы — люди, со своими правами, так же, как и Кэндес. Хотя вас, похоже, это не волнует.

В какую-то секунду мне показалось, что он вот-вот бросится в драку. Я почувствовала, как Стром выбирает наилучшую защиту, то есть нападение. На мгновение мы превратились в матрицу готовых реализоваться возможностей, в фалангу потенциалов.

— Джорджи, тебе лучше уйти. — Это матушка Редд появилась в дверях палаты Кэндес.

— Я только хотел взглянуть на нее!

— Нет.

— Но я же хотел как лучше! Я пытался создать совершенство, как ты не понимаешь!

— Я все понимаю.

— Это моя ответственность перед будущим, — горячо продолжал он. — Нам необходим жизнеспособный вид. Мир стоит на грани! Мы сейчас ближе к вымиранию, чем когда-либо! Я должен был спасти нас!

— Спасение человечества ценой человека — это слишком большая ответственность, — возразила матушка Редд.

— Вы отвечали за Кэндес, — сказали мы. — Но вы не справились. На нас самих вдруг навалилась огромная тяжесть ответственности: за друзей, за самих себя, за наших уток, наконец… Чувство, в котором переплетались долг и привязанность. Доктор Томасин глянул на нас.

— Я хотел создать что-то не хуже тебя.

— Вы это сделали.

Наши взгляды встретились, и мы ощутили его мысли. Через минуту он, кивнув, ушел.

* * *

После того как Кэндес выписали из больницы, мы виделись с ней лишь раз. Она приехала на ферму, и мы продемонстрировали ей утиную цепочку — сто пятьдесят семь уток как одно целое. Мы рассказали, что собираемся опубликовать статью, и хотели предложить ей соавторство.

— Нет, спасибо. Мне нечего добавить к вашей работе.

Мы не нашлись, что сказать, только пристыженно кивнули. У нас как-то вылетело из головы, что с последней генетической модификацией Кэндес частично лишилась памяти.

— Чем планируешь заняться теперь?

— Думаю поступать в медицинский. Конечно, многое придется начинать с нуля, но оно того стоит.

— Отличная мысль. Уверены, у тебя все получится.