«Если», 2006 № 12

Однако моей соотечественнице, девушке лет двадцати пяти в бежевом сарафане и плетеных босоножках на платформе, похоже, было не до шуток. Она лавировала в толпе, распределив свое внимание между ребенком, которого одной рукой прижимала к груди, спадающей с плеча лямкой сарафана и большим чемоданом, который волочился за ней, упираясь в пол колесиками и цепляя раздутыми боками нерасторопных посетителей аэропорта.

— Очень хорошо. — Девушка остановилась в двух шагах от меня, приставила чемодан к ноге и сдула челку со лба. Потом поправила непослушную лямку, которая переплелась с ремешком наплечной сумочки и поудобнее перехватила ребенка. — А то эти туземцы…

Она покачала головой и — о, чудо! — моя двухсотая на сегодня улыбка из дежурной превратилась в совершенно искреннюю. Туземцы — именно так. Пусть ни я, ни мои коллеги под страхом немедленного увольнения никогда не произнесут этого слова в официальной обстановке, но про себя… и между собой…

— Это ведь здесь регистрируют на Москву?

Я посмотрел в глаза девушки и подумал, что ей, наверное, двадцать четыре. Просто она устала.

— Да. Но регистрация еще не началась.

— Жарко… — Девушка помахала перед лицом конвертом с билетами, и я мысленно вычел из предполагаемого возраста еще год. Просто вдобавок к усталости она не выспалась. Или это я проецирую собственное состояние на окружающих? — Почему они не включат кондиционер?

— Здесь всегда так, — авторитетно заявил я. — Климат-контроль есть только в зале прилета. С отлетающими особо не церемонятся. Наверное, чтобы расставаться было не так грустно. Вы хорошо отдохнули?

— Ничего… Правда, Тимош? — Она посмотрела на ребенка и наморщила нос, передразнивая. Девушка двадцати двух лет, которая устала, не выспалась и страдает от жары. — Покажи дяде, как водопад шумит?

Ребенок, до этого осоловело глядящий по сторонам, нахмурился и замычал:

— У-у-у-у!

— А вы? — спросила довольная мама. — Хорошо отдохнули?

— Увы… — Я усмехнулся в меру снисходительно, в меру устало. — Мне было не до отдыха. Кстати, как вы догадались, что я из России?

Действительно, упирающаяся в регистрационную стойку очередь только на две трети состояла из туземцев. Были здесь и европейцы, преимущественно шведы и немцы, путь которых, по всей видимости, обрывался во Франкфурте-на-Майне, где нашему самолету предстояло совершить промежуточную посадку.

— Да как-то… — Девушка пожала плечом, с которого немедленно соскользнула лямка. — Наверное, что-то в одежде и… — Она провела ладонью по подбородку, намекая на мою суточную щетину. Не самый приятный намек.

Двадцать пять, определился я. Она устала, не выспалась, и ей двадцать пять.

А повисший на ее шее карапуз снова подал голос.

— Ух! — сказал он и вытянул пухлую ручонку, указывая куда-то вниз.

— Тимоша! — с укором произнесла молодая мама, но ребенок не унимался.

— Ух! Ух! — все повторял он и тянулся своими крошечными, словно игрушечными пальчиками, привлеченный то ли блеском моих ботинок, то ли стрелками на брюках.

— Что он говорит? — с улыбкой спросил я.

— «Ух» значит «грязное», — перевела мама и улыбнулась в ответ, как будто извиняясь.

Я опустил глаза и увидел на правой штанине, пониже колена, небольшое пятно. На левой было такое же, плюс умеренная помятость. Ну конечно, сафари на слониках! — обреченно подумал я и наклонился, чтобы хоть немного привести себя в порядок.

— Только, пожалуйста, не обижайтесь на Тимку. Дети в этом возрасте… — начала было мамаша. Сама она при взгляде снизу вверх выглядела на все двадцать семь!

— Ничего, — буркнул я, затем выпрямился и встал лицом к стойке. Тем более что очередь передо мной заколыхалась и зашаркала, что означало начало регистрации.