«Если», 2007 № 02

Ее глаза, превращаясь в дрожащее серебро, взрывались, кожа отслаивалась, пышные волосы, скручиваясь, ломались, кудри спутались в клубок, как ядовитые змеи.

Горди выбирался из своего сна.

Коричневый ботинок. Вумпфф!

Его ребра вспыхнули болью. Лезвия рассекли поясницу. Он застонал.

Комната была черной.

Холодный пот стекал по груди.

Знакомые предметы прятались в темно-синих тенях. Его холодная и пустая кровать, комод, в котором не хватало одного ящика, стул с жесткой спинкой, изображение Эйфелевой башни в полночь — предыдущий жилец нарисовал его на окне. Лунный свет пятном ложился на хлопковые занавески.

Вся жизнь Горди была построена вокруг машины, не знающей ничего, кроме простых сочетаний единиц и нулей. Двоичные строки скармливались процессору, который, в свою очередь, переводил их в команды и действия. Единица означает наличие чего-либо, активного и настоящего. Единица — значит истина.

Ноль — ложь.

Реальность построена по другой схеме.

Горди вздрогнул, вспомнив о своем кошмаре. Часть его действительно состоялась. Она уже прикасалась к нему раньше. Она уже ложилась с ним на эту кровать. От этой мысли он почему-то почувствовал себя лучше. Он опустил ступни на пол и сделал глубокий вдох. Четыре таблетки не помогли от боли, захватившей все тело. От боли, что осталась после допроса. Пол холодил ступни. Кровать пахла потом. Часы на стене показывали без четверти полночь.

Горди натянул брюки.

Он не мог поверить, что ее больше не было. Нет, не было — это когда кто-то вышел за пивом, или сэндвичем, или на прогулку. А Юлани Морав была мертва.

Господи…

Горди потер шею.

Он жил без нее почти год, но мысль о том, что Юлани… не жива… пряталась в таких глубинах души, что он боялся даже коснуться этой памяти. Конечно, он все еще любил ее. Он ничего не мог с этим поделать. С тех пор как Горди ушел из компании, он понял лишь одно: можно притворяться, что ее не существует, но от этого ничего не изменится.

Он рыскал по Сети почти весь вечер, но не нашел ничего нового. Все истории говорили об одном.

Примерно в 7:15 утра 26 июля женщина, опознанная как Юлани Морав, 29 лет, была, найдена мертвой за закусочной «Сплетница». На данный момент причина смерти не разглашается, но полиция расследует этот инцидент как убийство.

Кратко и бессодержательно.

Горди уставился в глубь своей темной квартиры, напрягаясь в ожидании удара. Он чувствовал, что мощный толчок приближается оттуда, из темноты, но его пока еще не было. Ощущение этого странного ожидания въелось в его нервы, но в то же самое время дало ему странное чувство силы.

Две недели. Инспектору нужен убийца. Все честно.

Горди знал, где найти Стэнго.

И хотел покончить с этим как можно скорее.

* * *

Для середины лета было необычно холодно. Горди воодушевленно шагал по центральной улице, а мимо проносился полночный транспорт. Он ненавидел это место. Ненавидел здания и дорожное движение, ненавидел дробный стук пальцев по портативной клавиатуре, сопровождавший толпу вездесущих программистов. Эти ребята азартно вколачивали свои программы в микроблоки, напрасно надеясь сорвать быстрые деньги или, того лучше, свести выгодное знакомство.

— «Мягкое погружение»! Куча кайфа, — протараторил подросток, тыча ему в лицо кубом. — Всего двадцать баксов.

— Нет, спасибо, — бросил Горди, пожимая плечами и продвигаясь вперед.

— Есть демо-версия Сьюзи Ясгерен, — соблазнял следующий парень. — В чем мать родила! Делай с ней все, что хочешь. Если добавишь пять баксов, я даже сниму блокировку фетишизма…

Горди проталкивался дальше.

Расцвет Силиконовой долины, где родился подросток-миллиардер, объединивший корпорации, остался в далеком прошлом. Реальность была иной. Улицы, заполненные мутноглазыми программистами, карьера которых вспыхнула в горячке ранней эпохи развития Сети. Некоторые до сих пор продолжали работать. Но на каждого везунчика приходились сотни тех, которые сейчас рыскали по мостовым.

Горди вошел в «Кабриолет» — огромный ночной клуб, купленный Стэнго после того, как они продали зрительные иллюзии. Фактически, продали зрение, главное из пяти человеческих чувств.

Стена накатившего жара была твердой, как музыка: из глотки Кэриш Морро, солистки «Рвущих Львов», исходил звук, сравнимый со скрежетом мелка по школьной доске. Запах горячих тел, ликера и сырых салфеток смешивался с туманом сигарет и дешевых духов. Горди проскользнул между мускулистым парнем и густо накрашенной девицей. Она курила, держа длинную черную сигару, как дротик, и выдыхая синий конус дыма под потолок.

— Давненько не виделись, Горди, — сказал парень.

— Ну да! — ответил Горди, пытаясь перекрыть вывихнутую гитарную партию из песни «Я — тот самый».