«Если», 2007 № 03

— Все внутренние планеты — яйца, — задавил Горшин этот выкрик с места, как тяжелый джип разутюжил бы мопед. — Поэтому они так отличаются от внешних планет. Пока был всего один выклев — там сейчас пояс астероидов. Из Меркурия и Венеры, считает мой больной, вероятно, вообще никто не вылупится: оттуда до Солнца рукой подать, и драконьи зародыши — он называет их драконышами — испеклись в скорлупе. Зато Земля вроде каши из сказки про трех медведей: не горячая и не холодная, самое то.

— Но если мы — «самое то», почему из нас до сих пор никто не проклюнулся?

— Оттого-то он и проявляет признаки острого беспокойства. В его представлении это произойдет со дня на день. Глобальное потепление — знак. Оно, дескать, вызвано вовсе не парниковым эффектом, а тем обстоятельством, что наш дракончик ворочается, трется о скорлупу, готовый выскочить наружу. Стоит моему подопечному услышать про очередное землетрясение или цунами, как он тут же приходит к заключению, что это драконыш долбит земную кору яйцевым зубом.

— Что такое «яйцевой зуб»?

— Нарост на носу у юных крокодилов, помогающий пробить скорлупу. Говорю тебе, Росс, я души не чаю в этом парне. Его система делюзий — долгожданное отдохновение от чуши, которую мне обычно приходится выслушивать. Даже жалко лечить! Но это моя работа, а он искренне нуждается в помощи, хочет освободиться от парализующего страха перед тем, что драконыш, вылезая, развалит Землю на части. И он платит бешеные деньги, только бы избавиться от этой боязни, а я, судя по всему, здесь бессилен — что ввиду моего анально-удерживающего воспитания не дает мне покоя.

— Ты пьешь достаточно красного вина, — заверил Гро, — и никакое удерживание тебе не грозит, ей-богу.

Неделю спустя (разговор в «Погребке» уже забылся) Гро проводил ознакомительное занятие с набранной на новый семестр школой писательского мастерства.

На кафедре английской словесности Университета Эрона Бэрра и в Серебряных Родниках, университетском городке, Гро за глаза величали «Доктор Гроб», что он чрезвычайно ценил, ибо, как следствие, не страдал от избытка учеников. Урожай нынешней осени насчитывал девять душ. Их-то сейчас и разглядывал Гро — с явным неудовольствием.

В основном неряшливые, как сербские рекруты. Но не все. Был один молодой чернокожий франт: безупречные косички, тщательно подстриженная бородка и маленькие, светло-синие, с виду дорогие очки; он чем-то напоминал Малкольма X[2], словно родился на свет «Калашниковым». Дальше за исцарапанным казенным столом сидел белый — опрятный и серьезный, точно биржевой маклер-мормон. Под буклированной тканью его строгого пиджака так и просматривался ярлычок «Братья Брукс», а чисто выбритое лицо лучилось кристальной честностью: ни дать ни взять последователь какого-нибудь проповедника из глубинки.

Гро на мгновение вообразил, как этих двоих окунают в бронзу и водружают в часовне, воздвигнутой на территории университетского городка во славу великого бога Разнообразия. Имена замечательно им подходили: когда, оглашая скудный список, Гро вызвал У. Пирсона Клайда, «маклер» издал сдавленный писк, должно быть, означавший «здесь!». Гро добрался до Иншаллы Джонса, и АК-47 вообще не откликнулся — лишь приподнял длинную бежевую кисть на три дюйма над столешницей и бесшумно уронил ее обратно.

На первое занятие студентам велели принести образчики их творчества, и теперь Гро хмуро следил, как растет ворох бумаги, приливной волной накатывая на него по столу. Рукописи по преимуществу были пухлые, будто американские дети, избравшие стезю диабетиков, и наверняка — тут Гро охотно побился бы об заклад — цвели угрями юношеской прозы.

Однако У.Пирсон Клайд, благослови его Господь, добавил к общей груде тощий опус в пластиковой обложке, а Иншалла Джонс небрежно кинул на стол свиток — странички, свернутые в трубочку и перехваченные резинкой. У Гро затеплилась слабая надежда: возможно, дорог все-таки тот золотник, который мал.

Ну-с, довольно скоро он это выяснит. А сейчас самое время провести обряд знакомства. Один за другим они поднимались с мест, сбивчиво лепетали свои имена, анкетные данные и — с жаром — «я за мир во всем мире». Гро, матерый педагог, дремал.

Просыпался он дважды. В первый раз, когда Джонс открыл присутствующим, что вырос в жилмассиве Анакостия — факт поистине поразительный: в упомянутом районе записавшегося в грамотеи мальчишку ждала, в общем, одна дорога — на кладбище. Вторично Гро очнулся, когда У. Пирсон Клайд дрожащим, но старательно сдерживаемым голосом сознался, что попал к нему на семинар по настоянию психиатра.

— Доктор Горшин сказал, если я все запишу, то, возможно, мне легче будет объективировать свои фантазии и понять их истинную суть, — пояснил У.

Прочие студенты, в большинстве своем посещавшие психотерапевтов с пеленок, вознаградили его за это признание скучающими взглядами. А вот Гро взбеленился.