Однако чудеса на том не заканчивались: студент читал Киплинга, у которого и позаимствовал название — «Город Страшной Ночи». Далее следовало такое, что у Гро захватило дух. Отчет Иншаллы о душной августовской ночи в прокопченном кирпично-бетонном лабиринте Анакостии, под пристальным взглядом ртутных фонарей, походил на рэп, без рифм, но щемящий. Не диво, что автор напоминал штурмовую винтовку, — диво, как он владел словом. Гро получил возможность оставить под текстом редчайший из преподавательских отзывов:
Наконец, когда в Серебряных Родниках (запруженном машинами пригороде Мэриленда, блистающем отсутствием и серебра, и родников) легли длинные вечерние тени, Гро вернулся к Уриилу, или У., как называл его про себя. Главная закавыка, рассудил он, в том, что У. путает творчество с психоанализом, порождая своеобразную химеру ложного признания, бессвязную байку.
На последней странице «Откровения» Гро написал:
Посмотрим, не будет ли проку.
Гро запер кабинет, забрался в потрепанную «тойоту» и покатил по Джорджия-авеню в центр, к «Винному погребку «Столица». Горшин, рано ушедший из клиники, удачно расположенной в Фогги-Боттом, уже громоздился на своем обычном месте, зыркая через плечо на экран телевизора. Сегодня в выпуске новостей показывали бескрайнюю багряную долину, стиснутую громадами марсианских гор.
— Отчего-то, — заметил он, когда Гро устраивался за столиком, — это напоминает мне о Кейтлин.
— Что тебе не сидится с ней дома? — спросил Гро, омочив губы в своем первом бокале «Мондо россо». — В конце концов, она твоя жена.
— Уже нет. В прошлом году она от меня ушла. Разве я не говорил?
— Нет. И заодно умолчал о том, что отправил У. Пирсона Клайда на мой семинар, чтобы я сделал за тебя твою работу.
— Интересный тип, верно? В смысле, для полоумного.
— Ты мне зубы не заговаривай. Кому платят за то, чтоб вправлять ему мозги? Почему же я должен читать его бредни?
— Слушай, я поставлю тебе ящик «Мондо россо». По рукам?
— По рукам.
Горшин спросил, есть ли в этом году другие занятные студенты, и Гро рассказал про Иншаллу Джонса, описав его так: «примечательный молодой чернокожий».
— У молодых
— Без этих старушенций никто из них не дотянул бы и до года.
— Да и скатертью дорожка. «Смерть им к лицу», — фыркнул доктор Менгеле из «Погребка». — В общем, мой тебе совет — смотри за ним в оба.
Гро внимательно пригляделся к Горшину и впервые заметил: несмотря на обширность его жирной физиономии, глаза посажены так близко, что лишь нос не дает им налезать друг на друга.
Отчего Гро с ним связался? Неужели рухнувший брак, карьерный тупик и нежелание взрослого сына общаться опустошили его жизнь столь бесповоротно, что пришлось заполнять эту пустоту Горшиным и дешевым вином? Неужто он настолько одинок?
Ну… конечно, да. И конечно — настолько.
— Да уж, — выдавил он, — не премину.
Оценивай Гро собственную беседу, он нацарапал бы над этой убогой пародией на отповедь:
Подобно всему университетскому сообществу, Гро коротал служебные часы за кофе. Этот режим он нарушал лишь изредка, ради зряшной траты времени в аудитории и неизбежных походов в туалет.
Накануне Гро вернул молодым авторам их работы, а сегодня сидел в студенческом центре над чашкой густой кофеиново-сахариновой бурды, за любимым столиком с видом на застекленный бассейн. Гро нравилось глазеть оттуда на фигуристых молодых женщин определенного типа: такие — возможно, получив предостережение в сети на сайте gropingprofs.edu[3]
— никогда не записывались к нему на курс.— Можно присесть? — осведомился чей-то голос. Не дожидаясь ответа, за столиком водворился У.
Облачение молодого брокера он сменил на повседневную одежду, отчего — тощий, долговязый, белобрысый — выглядел еще большим ничтожеством.
— Прошу, — буркнул Гро, как полагал, с издевкой. У. ничего не заметил.
— Вас… э… гм… интересовал дракон, Доктор Гроб, — сказал У. и тотчас зарделся.
— Меня зовут Гро. Розмарин Юджин Гро. Доктор Гроб — прозвище.
Щеки У. запылали ярче прежнего, совсем уж неоновым румянцем, и на мгновение он напрочь утратил дар речи. Гро молча наслаждался неловкостью краснеющего придурка, вторгшегося в его частное пространство.