— Что? — промямлила она, еще не опомнившись. — Ты что-то сказал, Макартур? Я не расслышала.
— У тебя появились неправильные мысли, верно? — самодовольно хмыкнул Макартур. — Непослушная девчонка! Папа отшлепал озорницу.
Стрелки шли по обе стороны от нее. Она шагала прямо на Полдень, а он все равно выстрелил в нее.
— Но это несправедливо!
— А те гадости, которые ты мне постоянно говорила, это справедливо? Я не знал, куда деваться от твоих издевательств!
— Я не хотела ничего плохого.
— Еще как хотела. Твои высказывания были просто непростительны!
— Я всего лишь подначивала тебя, Макартур, — примирительно сказала она. Это слово пришло из ее детства и означало «дразнить, поддевать». Беззлобно. Как сестра — брата. — Я не стала бы этого делать, не будь мы друзьями.
Макартур издал звук, который, по его мнению, изображал смех.
— Поверь, Патанг, мы не друзья и никогда ими не были. Сначала ее шуточки и впрямь были невинны. И она изводила его, просто чтобы скоротать время. В какой момент это перехлестнуло через край? Ведь она не всегда ненавидела Макартура. Там, в Порт-Иш-таре, он казался довольно симпатичным парнем. Она даже считала его привлекательным.
До чего больно думать о Порт-Иштаре, но она ничего не могла с собой поделать. Все равно что пытаться не думать о рае, когда жаришься в аду.
Конечно, Порт-Иштар далеко не рай. Вы едите ароматизированные водоросли и спите на полке. Днем носите шелк, потому что он дешев, и ходите босиком, потому что обувь стоит денег. Но там есть фонтаны с настоящей водой. Живая музыка в ресторанах, струнные квартеты, исполнявшие бравурную музыку в честь крупно выигравших старателей, которые напали на жилу и разбрасывали богатство по пути домой. Если только вести себя скромно и не бросаться в глаза, можно стоять рядом и слушать. Тогда сила тяготения была не столь велика, и все были молоды, и будущее сулило кучу денег.
Но это было тогда. Теперь она стала на миллион лет старше.
— Эй!
— Не останавливайся, стерва. Продолжай идти. Продолжай идти — или умрешь.
Такого просто не может быть! Только не с ней.
Минуты складывались в часы. Часы следовали за часами, пока она совершенно не потеряла представление о времени. Они шли. Вверх и из долины. Через гору. Вниз, в следующую долину. Из-за жары и из-за того, что камни держались слабо, горы были не слишком крутыми. Словно идешь вверх и вниз по очень длинному холму.
Почва была серой, а облака над ней — мутно-оранжевыми: истинно венерианские цвета. Она могла бы видеть покрытые зеленой травой скалы и ясное голубое небо: ее визор позволял такое, но единственный раз попробовав сделать это, она быстро переключила все назад. От фальши увиденного разрывалось сердце.
Лучше видеть пропитанный горечью грунт и мрачное небо, какими они были в действительности.
Они шли на запад. На Полдень. Словно в бесконечном, бессмысленном сне.
— Эй,
— Ты знаешь мое отношение к подобному языку, — устало бросила она.
— Твое отношение. Потрясающе! А как насчет моих чувств? Моего отношения к тому, что ты мне говорила.
— Мы можем помириться, Макартур. Совсем необязательно доводить все до крайности.
— Ты была замужем, Пунтанг?
— Сам знаешь, что нет.
— А я был. Женат и разведен.
Она уже знала это. К этому времени они знали друг о друге все.
— Когда брак распадается, одна из сторон первой свыкается с этим. Проходит через разочарование и боль, сгорает от унижения, скорбит о гибели отношений… и идет дальше. Обычно это тот, кому изменили. И вот в один прекрасный день он выходит из дома, а бедняжка стоит на пороге и мямлит: «Подожди. Неужели ничего нельзя уладить?» Она еще не доперла, что все кончено.
— И?…
— В этом твоя проблема Пунтанг. Ты так и не сообразила, что все кончено.
— Что именно? Наше партнерство?
— Нет. Твоя жизнь.
Прошел день. Может, и больше. Она спала. И проснулась, все еще шагая, с ненавидящим шепотом Макартура в ушах. Выключить рацию не представлялось возможным: такую политику проводила Компания. В шагающие механизмы встраивались миллиарды систем и подсистем, призванных защищать инвестиции Компании. Иногда Патанг будил его храп. Она всегда ненавидела это хрюканье с причмокиванием. Временами оно так доводило женщину, что она передразнивала своего компаньона. И теперь жалела об этом.
— У меня были мечты! — твердил Макартур. — У меня были амбиции!
— Понимаю. Как и у меня… когда-то.
— За каким чертом тебе нужно было лезть в мою жизнь? Почему я, а не кто другой?
— Ты мне понравился. Я посчитала тебя забавным.
— Что ж, теперь в дураках осталась ты.