Вдоль дальней стены тянулся набор устройств обработки данных. Их пульты перемигивались зелеными и желтыми огоньками. Плоская панель над блоками прокручивала отчеты о состоянии системы. Меньшие станции располагались по периметру комнаты. В одном углу находился отключенный сетевой терминал, его кабель питания скручивался кольцами.
И стояли, конечно же, разноцветные стулья с круглыми сиденьями — пятнадцать или двадцать штук, рассеянные по всей комнате в своем радужном разнообразии. На какой-то миг у Горди перехватило дыхание — он увидел Юлани, оседлавшую большой красный стул и упирающуюся ступнями в стену: она закрыла глаза и тупо жевала резинку, погрузившись в проблему.
Он вспомнил и еще кое-что.
Если Стэнго и заметил что-нибудь в глазах Горди, то не показал этого. Он просто надавил рукой на дисплей, висевший на стене.
Сверкнул свет. Что-то щелкнуло. Появились потоки данных, отрывки псевдокода и примечания к узлам, изображавшие мысли Стэнго. Ядро центрального биопроцессора соединялось сериями каналов с виртуальными переключателями. Процедура вывода была простой, в том же виде, в котором Горди ее оставил. Переключатель замыкался на зрительном нерве, чтобы создать канал. После этого процессор начинал перехватывать оптические сигналы, изменять их, а затем отправлять данные в виде потока электрических зарядов непосредственно в мозг. Эта технология и программа обработки изображения, которую написал Горди, сделали их обоих богатыми.
Теоретически, следующим шагом был полный контроль осязания.
На практике, впрочем, все оказалось иначе.
Зрительные иллюзии действовали, потому что к оптическому нерву легко было получить доступ. Работа шла только с единственным нейронным процессом, и наномашины легко настраивались так, чтобы управлять им. Но для полного контроля осязания от программиста требовалось понимание каждого нерва и умение подстроить наномашины под конкретного носителя. Очень искусно… и смертельно, если сделать это небрежно.
— Где ты персонализируешь систему? — спросил Горди.
Стэнго снял очки и криво усмехнулся. Его глаза блестели.
— Здесь, — сказал он и нажал на драйвер центрального логического узла, открывая диаграмму. — Тебе придется нырнуть, чтобы увидеть многомерную часть, но зато вникнешь в основную идею.
Горди просматривал алгоритм, инкапсулированный в ячейке. Интерфейс был стандартным. Процедуры ввода/вывода для предварительной обработки информации, контекстные скрипты, драйвер. Все то, чему обучали в любой компьютерной школе на планете. А потом он нашел, что искал. Ему пришлось отступить, чтобы охватить все, но он увидел процедуры поиска и сенсорных вводов, серии самонастраивающихся файлов конфигурации, интерфейс к первичному процессору и процедурам хранения памяти пользователя.
— Это драйвер настройки, — угадал Горди.
— Ага.
— Он сканирует нервную систему, анализирует реакцию владельца, а затем создает и загружает свой драйвер для каждого найденного элемента.
Стэнго кивнул.
— Технология Plug-n-play на самом сложном из возможных уровней, — продолжил Горди.
— Старая добрая система, — согласился Стэнго.
— Но здесь… Это просто неслыханно…
Горди открыл другой уровень, чтобы посмотреть, как согласовываются данные. По обыкновению, исходники Стэнго были яркими и сияющими, полными образов, но сырыми и конфликтующими, когда дело касалось деталей интерфейса. Горди ощутил сильный зуд. Это было неописуемое ощущение — частое и неглубокое дыхание полной концентрации, кайф от погружения. Он не программировал лет сто, нет, тысячу, не программировал еще с мелового периода, но стоило Горди найти место, в котором интерфейс может повиснуть, как его пальцы сами стали выделывать кренделя, чтобы исправить этот кусок.
— Зачем ты мне это показываешь?
Снова этот взгляд Стэнго.
— Вот что продавала Юлани, — упоминание ее имени было подобно ведру холодной воды.
— Она тоже запускала эту программу?
— Только частичный прототип, но вполне достаточный для того, чтобы считаться «продуктом». — «Сногсшибательное» выражение лица угасло. Горди снова подумал о фальшивых громилах из клуба.
— Черт, Стэнго.
— Что?
— Во мне ведь эта штука тоже запущена, так?