«Если», 2008 № 02

— Когда Коля вышел из больницы, — произнесла тетя Женя минут через пять, я уже решил было, что она будет молчать до конца полета, — у него действительно было плохо с памятью. Забывал, что делал вчера, зато помнил в мельчайших деталях все, что происходило двадцать лет назад. Наташа Липунова посоветовала сходить к гомеопату, был один известный. Говорят, многим помог. Как же его фамилия? Сама забывать стала. Неважно. Короче, выписал он Коле какие-то шарики, принимать надо было по системе, сколько-то синих, сколько-то зеленых, сколько-то красных, все по часам. А Коля его расспрашивал о научных основах гомеопатии. А тот радовался, что может рассказать о своей науке. Тоже был человек увлеченный. Когда мы возвращались, Коля сказал: вот, мол, классическое подтверждение тому, о чем я все время думаю. «О чем это?» — спросила я. «О минимальном воздействии, — сказал он. — О бифуркациях. О том, с какой полки на какую нужно переложить ящик».

— Бифуркации, — сказал я. — Это когда стоишь перед выбором и не можешь решиться. Можно поступить так, но можно иначе. А от выбора зависит, как будешь жить дальше.

— Примерно.

— При чем здесь…

— Гомеопат?

— Нет, тут я понял. Минимальное воздействие, и ты принимаешь решение, которое нужно. Не тебе нужно, а тому, кто на тебя этими гомеопатическими средствами воздействовал.

Тетя Женя неожиданно оттолкнула мою руку, отодвинулась в кресле и посмотрела на меня… Странно посмотрела — то ли я сморозил глупость, то ли, наоборот, сказал гениальное, чего она от меня совсем не ожидала.

— Я что-то не то сказал?

— Наоборот, — ответила тетя Женя. — Именно то. Даже я не сразу поняла ход его мыслей, а ты ухватил. Странно.

Тетя Женя не могла представить, что кто-то способен понять ход мыслей ее мужа лучше и правильнее, чем она сама.

— Коля сказал… не помню точно, но смысл был такой: не станет он глотать эти шарики, потому что не хочет, чтобы его мозг выполнял указания этого… не могу вспомнить фамилию.

— Шандарин, — сказал я.

— Да! Ты-то откуда знаешь? — удивилась тетя Женя.

— Элементарно, Ватсон, — пробормотал я. — Рекламу Шандарина по ящику показывали так часто, что не запомнить было невозможно.

— Вот видишь, — сказала тетя Женя, — а я и не знала про рекламу. Я только наших слушала, из института, кто у него лечился. Коля почему-то решил, что гомеопат выписывает шарики не только для того, чтобы лечить, но и для того — может, даже в большей степени, — чтобы навязать пациенту свою волю.

— Зачем? — не понял я, хотя сам же высказал эту идею.

— Не знаю. Я решила, что у Коли… ну…

— Да, понимаю, — быстро сказал я, чтобы тете Жене не пришлось заканчивать неприятную для нее фразу.

— Я тогда очень внимательно смотрела все, что он записывал. На бумажках, в тетрадях, в компьютере, кому какие письма писал… Наверное, это нехорошо, но я должна была знать, о чем он думал, чего хотел. Мы мало разговаривали, после болезни Коля стал молчаливым. Раньше он был не такой, и меня это очень беспокоило.

— То есть, — уточнил я, — пароли вы уже давно знаете.

— Конечно. Коля их, кстати, дважды менял. Но он не придумывал сложных паролей, так что мне хватило пары дней…

— И вы все читали.

— Все.

— Хорошо, — сказал я. — И — ничего?

— Ты имеешь в виду его последнее решение? Ничего. Он писал о подготовке экспедиции, как он рад поездке, хотел проветриться… Я потому его и отпустила, что по записям видела: Коля вполне адекватен, на рожон лезть не собирается, а отдых на свежем воздухе ему и врачи все время советовали.

— И все-таки…

— Да, — печально сказала тетя Женя. — Он всех провел. И меня. Догадался, наверное, что я все читаю.

Мог догадаться, конечно. Наверняка догадался. Ведь о записной книжке, которую «расколол» Новинский, тетя Женя не знала. Или?…

— Вернемся, — вздохнул я. — О чем он на самом деле думал? Чего хотел? При чем здесь минимальные воздействия и разноцветные таблетки?