«Если», 2008 № 05

И древние тоже знали. Поэтому один из первых символов бесконечности — змей Уроборос, кусающий собственный хвост. — Пэм вздохнула. — Но мое задание выполнено. Я выяснила, откуда прозвучал выстрел и почему.

— Но до тебя никто этого не знал. Почему я никому ничего не рассказывал? В смысле, если не из-за скромности.

Пэм улыбнулась.

— Думаю, ты просто не мог рассказать об этом в своем настоящем.

— Почему… О-о. Выходит, теперь я обязан эмигрировать в твое время.

Улыбка сползла с лица Пэм, и глаза ее грозно прищурились.

— Обязан?! Так вот как ты к этому относишьсяИ она так на меня посмотрела, что я понял: надо соображать быстрее, а то Война за независимость может пойти по другому пути. Я потрогал голову и изобразил смущение.

— Я что, сморозил какую-то ерунду? Не обращай внимания: этот тип так меня приложил, что я до сих пор немного не в себе.

— Твоя Помощница сказала моей, что с тобой все в порядке. Сотрясения нет.

— Предательница, — сказал я Джинни.

— Возможно, она просто не в состоянии его обнаружить. Думаю, медицинская техника в твоем времени сможет с этим разобраться. Я правда очень рад отправиться туда вместе с тобой. Я тебе это говорил?

— Угу. Конечно.

— Эй! Я развязал войну только из-за того, что я люблю тебя! Это что, не в счет?

— В следующий раз лучше принеси шоколадку, — посоветовала Пэм. — Что будем делать с этим парнем? Отошлем домой?

— Не получится. Он отключил все свои системы.

— Получится, — заявила Пэм. — Энни способна передать ему достаточно энергии, чтобы реактивировать собственный энергоисточник, а тот уже приведет в действие прыжковый механизм. Когда Джинни пройдет апгрейд в моем настоящем, она тоже сможет выполнять такие штуки. Я велю Энни изменить настройку прыжка, так что парень очнется на пятьдесят лет позже своего времени. Пусть помучается, когда будет объяснять там свое присутствие и пытаться вернуться домой. — Пэм застыла на мгновение, после чего тело британца внезапно исчезло. — Что это на нем было надето?

— Жилет со взрывчаткой.

— Уф… Да, несладко ему придется там, куда я его послала. — Пэм глянула в сторону улицы, и на ее лице отразилась тревога. — Повсюду рыщут ТИ. И кое-кто из них уже подобрался слишком близко. Надо убираться отсюда в Додж note 4 ко всем чертям.

— Ты тоже там будешь? — изумился я.

— В Додж-сити? Да, в 1878-м.

— А я — в 1879-м— Поздно! Вечно вы, мужики, опаздываете… А теперь давай-ка прыгай к себе домой, пока нас не сцапал кто-нибудь еще.

Но я подождал, пока исчезла Пэм, а потом уже прыгнул сам.

* * *

Вот как получилось, что я сейчас заполняю эмиграционные документы, вооружившись поручительством Пэм, и прощаюсь со всеми, кого знал в том времени, которое вскоре станет моим бывшим настоящим. Все мои приятели сказали, что я идиот, раз оставляю дом из-за девчонки, ну а все знакомые девушки пустили слезу и сообщили, что я великий человек. Все они сбросились и собрали некоторую сумму, чтобы помочь мне оплатить прыжок — вместо подарка на свадьбу, которая все равно состоится лишь в будущем веке.

Рассказывать, что это я начал Войну за независимость, я не стал.

Пусть пока останется в секрете — до следующего столетия.

Перевела с английского Зоя БУРКИНА © John G. Hemry. These Are the Times. 2007. Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2007 году.

МАЙК РЕЗНИК. ЛАВКА ЧУДЕС АЛАСТЕРА БАФФЛА

Голд и Силвер — это мы. Мы были командой еще с тех пор, как власть главной бейсбольной лиги заканчивалась у реки Миссисипи, а на флаге было только сорок восемь звезд. И выглядело все это в те времена куда приличнее. Более симметрично, что ли, с шестью рядами по восемь звезд или восемью по шесть… Полагаю, это зависело от того, лежишь ты или стоишь… Мы пережили трех жен на двоих (одна его и две мои), и двоих ребятишек (оба его), мы оставались друзьями более чем три четверти века (точнее сказать, семьдесят восемь лет) и жили в доме для престарелых Гектора Макферсона, с тех пор… с тех пор как больше не могли содержать себя.

Он — Голд. Мори Голд. Я — Нейт Силвер. Полагаю, когда-то мы были Силверстайнами, до тех пор пока мой дед не сократил фамилию, когда Тедди Рузвельт еще ходил в президентах. Па Мори изменил свою сразу после первой мировой и стал из Голдберга, или Голдмана, или Голд-как-там-еще, словом, неважно… теперь мы Голд и Силвер.

Как я уже сказал, мы встретились семьдесят восемь лет назад.

И всегда жили в Чикаго. В нашем детстве там было довольно безопасно. Копы вычистили Аль Капоне и его дружков, и город еще не кишел наркошами и попрошайками, так что нам позволялось пользоваться метро. Самостоятельно добираться до «Петли» note 5: мне от Роджерс-парка на Северной стороне, Мори — с Южного берега, в паре миль за Чикагским университетом, в то время так и кишевшим гениями и коммунистами, что тогда зачастую означало одно и то же.