Я ожидала, что она встанет и покинет бар или, возможно, пересядет за другой столик. Но она не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она придвинулась ко мне и понизила голос:
— Я не туристка. У меня особое дело. И мне сказали, что вы единственная, кто может мне помочь.
За два года, прошедшие после истории с «Дигнити», никто не пытался выкинуть давнишний, испытанный трюк. А вот все двадцать лет до того я непременно получала одно-два предложения в год, в основном от соперников, желающих заиметь координаты мест крушений тех кораблей, которые я не желала обшаривать в поисках трофеев.
Я всегда считала, что некоторые места подобного рода сохраняют историческое значение только в тех случаях, когда остаются нетронутыми. Впрочем, большинство охотников за сокровищами, мародеров и рек-дайверов моего мнения не разделяют. Но я остаюсь тверда, будто скала, с тех пор как освоила этот бизнес в почтенном восемнадцатилетнем возрасте.
Я указываю на Карла — худого, но мускулистого дайвера, имеющего лучшую репутацию на Лонгбоу. Он не слишком удачлив в поисках различных сувениров, но и он испытывал минуты славы. Он был со мной в том последнем путешествии, и мы ни разу не разговаривали, с тех пор как пришвартовались.
— Карл очень хорош, — рекомендую я. — Если хотите настоящих приключений, не тех, что обычно впаривают туристам, он действительно лучший. И возьмет вас в глубокой космос, не задавая лишних вопросов.
— Но мне нужны вы! — упорствует женщина.
Я вздыхаю. Может, ее мотивы искренни. Может, ее ввел в заблуждение какой-то ветеран. Может, она вообразила, что в моем корабле все еще имеются ценные координаты потерпевших крушение судов.
Но у меня ничего нет. Я почти все выбросила в тот день, когда решила, что буду возить туристов. Баста.
— Пожалуйста! — просит она. — Только позвольте рассказать вам свою историю.
Я снова вздыхаю: она не успокоится, пока не изольет душу. Если только я не выкину ее отсюда. Но я не собираюсь этого делать: много чести.
Я делаю очередной глоток эля.
Она складывает руки, но я вижу, как трясутся ее пальцы.
— Я Райя Треков, дочь командора Эвинга Трекова. Вы слышали о таком?
Я качаю головой. Меня не интересуют знаменитости. Среди живых меня интересуют дайверы, пилоты и мародеры. Среди мертвых я знаю только тех, кто потерпел крушение. Знаю имена пилотов, людей, которые их послали, а также политиков, лидеров или кумиров того времени. Их место в истории. Их прошлое.
Но современные командующие? Я всегда теряюсь, когда мне задают подобные вопросы.
— Он был верховным командующим в войнах Колоннад.
Она говорит едва слышно. Молодец, сечёт ситуацию. Войны Колоннад здесь непопулярны. Большинство завсегдатаев этого бара — дети или внуки побежденных.
— Но это было сто лет назад, — напоминаю я.
— Значит, вы знаете о войнах…
Ее плечи поднимаются и опускаются в легком вздохе. Очевидно, ей не терпится поведать мне о войнах.
— Вы чересчур молоды, чтобы быть дочерью верховного главнокомандующего того времени.
Я намеренно не произношу названия войн. Не стоит дразнить других посетителей. Она кивает.
— Я дитя постпоражения.
Я не сразу понимаю, о чем она. Сначала я подумала, что она имеет в виду поражение в войнах Колоннад, но потом поняла, что всякий, именуемый верховным командующим в этих войнах, сражался на стороне победителей. Значит, она имеет в виду иное поражение.
— Он исчез? — спрашиваю я.
— Всю мою жизнь он считался пропавшим без вести.
— И до того, как вы родились?
Она набирает в грудь воздуха, словно раздумывая, стоит ли открыть мне всю правду. Такая осторожность подстегивает мое любопытство. Впервые за эту встречу меня начинает интересовать, что она скажет.
— Вот уже пятьдесят лет, — бормочет она.
— Пятьдесят
Она снова кивает. Если я правильно угадала ее возраст и если она не лжет, значит, ее отец исчез еще до подписания мирных договоров.
— Пропал без вести в сражении? Она качает головой.
— Военнопленный?
Наша сторона… то есть сторона, населяющая эту часть космоса, которую я считаю своей исключительно по умолчанию, не выдает военнопленных, хотя это было одним из условий договора.
— Так мы считали.
Мы? Это что-то новенькое. Интересно, имеет она в виду себя и родных или себя и кого-то еще?
— Но?… — повисает мой вопрос.
— Но много лет назад я наняла частных детективов, и они не нашли доказательств того, что его вообще взяли в плен. Нет никаких сведений, что он встречался с кем-то из противников, — удивительно дипломатично объясняет она. — Никаких свидетельств, что его корабль захватили. Никаких фактов того, что он исчез во время последних сражений, как говорится в официальных биографиях участников кампании.
— Никаких доказательств и свидетельств? — переспрашиваю я. — Или прошло столько времени, что их просто невозможно найти?
— Никаких реальных фактов: мы читали и официальные и неофициальные отчеты. Я говорила кое с кем из его команды, — отвечает она.
— С пропавшего корабля? — удивляюсь я.
— В этом всё дело. Корабль не исчез.
Я недоуменно хмурюсь. Я и прежде не разыскивала пропавших людей. Я искала знаменитые корабли.