«Если», 2009 № 10

– Противоречие, – пробормотал Питер. – Бессмертная душа внутри мертвого носителя. С точки зрения биологии – бред: как я могу говорить, если не дышу? Как я вижу, если отмерли зрительные нервы? Да чего там: мой мозг умер, чем же я мыслю? Принципиально иной способ сопряжения материального и идеального, вот что. Непознаваемый на данном этапе.

В комнате остро пахло дезинфекцией, но тот, другой запах проникал уже через заграждение.

– Я напичкан консервантами, как самая долговечная мумия, – сказал Питер. – Только мумия не таскается по снегу, не мокнет, не греется у батареи, не шастает из сугроба в тепло и обратно…

– Вам надо было оставаться на холоде. А вы сидели тут со мной.

– Разумеется, все из-за тебя. Лихорадка из-за тебя. Я умер из-за тебя. Ты заболел – сам виноват… Кстати, возьми термометр.

– А зачем? – Руслан закрыл глаза.

– Затем, что ты жив и температура тела имеет значение.

– Питер, – сказал Руслан. – Можно, я попрошу об одной… штуке?

– Да?

– Если я умру, вы не могли бы… сделать так, чтобы мое тело не ходило, безмозглое, по этому санаторию?

– О, – мертвец пошевелился в кресле, костыль несильно стукнул о пол. – А может, ты войдешь в три процента моих товарищей и поднимешься в своем уме?

– Я не хочу быть ходячим мертвецом.

– А это зря, – голос Питера чуть заметно изменился. – Вот не поверишь. Я тоже так думал, пока был жив. А когда сообразил, что меня после смерти собираются ликвидировать, – откуда и прыть взялась, и хитрость, и ловкость?.. Я мертвый, но я продолжаю думать. Невозможно от этого отказаться.

Он вдруг наклонился к кровати, так что внутри него явственно заскрипели кости:

– Может быть, мы еще сможем удержать от разложения наши тела. Если бы я мог заняться этим всерьез! Была бы лаборатория… Мумии хранились тысячелетиями. Мыслящее существо нельзя убивать.

– Питер, – Руслан приподнялся на локте. – А сознание и душа – это одно и то же?

– Вопрос терминологии… Что с тобой?

– Ничего, – он прислушался к своим ощущениям. – По-моему, мне лучше.

* * *

Он съел целую тарелку каши и выпил бульон. Он почувствовал силы пройтись до туалета, умылся и несколько минут смотрел в зеркало на свое худое, бледное лицо.

Подмигнул себе. Улыбнулся. Это оказалось очень приятно, раньше он не замечал, сколько удовольствия доставляет бессмысленная улыбка.

– Смотри, что я нашел, – Питер показал ему издали серебристый дисковый плеер из старых, таких, кажется, давно не выпускают. – Хочешь музыку?

– Хочу, – Руслан поудобнее улегся на свежих простынях.

Питер отлучился и через некоторое время принес десятка три разнообразных дисков – в коробках, в конвертах и просто в стопках, без маркировки. Первый не пожелал звучать, второй оказался аудио-книгой на немецком языке, третий молчал секунд двадцать, прежде чем вдруг разразиться знакомой барабанной дробью.

A howling wind is whistling in the night
My dog is growling in the dark
Something's pulling me outside
To ride around in circles…

Это был знак. Таких совпадений не бывает.

I know that you have got the time
Coz anything I want, you do
You '11 take a ride through the strangers
Who don't understand how to feel…

Руслан вдруг понял как-то очень естественно, что момент его смерти настал; комната подернулась морщинками, как мокрая шелковая ткань. Шевеление массы черных жуков. Мелькание темных стен.

– Питер, я…

Он цеплялся за сознание. Вот потолок. Вот стол, шкаф. Вот неуклюжая фигура мертвеца, в двух шагах…

Все залило чернотой, будто на мир плеснули битумом. Руслан провалился в тоннель и продолжал движение в тоннеле, и теперь оно ускорялось с каждой секундой.

«In the deathcar, we're alive…»

В тоннеле воняло непереносимо, никакая дезинфекция не могла перебить трупный запах. Руслан сидел на заднем сиденье машины и не имел доступа к управлению. Его утаскивало вниз, в воронку, где не имели значения верх и низ, где вообще ничего не существовало, только вонь.

Он не пытался ни оправдаться, ни убедить кого-то в чем-то, ни уцепиться за светлое воспоминание. Миллиардам людей это не помогло, а он чем лучше?

Он подумал, что должен взлетать, а не тонуть в земле. Что душа, освободившись от смертного тела, стремится вверх. Если все в этом уверены, ну, почти все… есть ведь в этом какой-то смысл?

Потом он вспомнил, что умирает от лихорадки Эдгара, человека, который искал земное бессмертие. Поэтому, наверное, он увязает в земле, и тоннель утаскивает его все глубже, стены подступают все ближе, крыша машины вдавливается, сжимаются бока, летят осколки стекла… Под колоссальным давлением автомобиль превращается в жестяную банку, скоро земля полезет в рот и уши, не вздохнуть, не крикнуть, все, конец…

«In the deathcar, we're alive…»

Ветка липы хлестнула по ветровому стеклу. Шлеп.