«Если», 2009 № 10

В общем, где-то далеко за полночь, когда Кабайлов повалился на кровать и велел «Бди!», я прилег на диванчик. Дверь в спальню была открыта… вот как донесется голос, так сразу и встану… Я был абсолютно в этом уверен, пока не закрыл глаза.

– Еще друг называется… – пробормотал Дима, нависая надо мной грозно, как нечистая совесть. – Зря пили!

Желания повторять эксперимент на следующий вечер у нас не возникло. Все-таки нам было не по двадцать лет, и свое здоровье мы оценивали трезво даже с похмелья. Я выпил с Димкой кофе и пошел домой.

И лишь через пару месяцев, когда судьба свела нас на какой-то конференции, Дима мимоходом сказал:

– А я, кстати, шесть с половиной часов записал…

– Чего? – даже и не сразу понял я.

– Как чего? Языка, на котором Яхве разговаривал с ангелами.

– И кто тот страдалец, который тебя записывал? – спросил я. – Или тебе хватило совести девушку заставить дежурить при пьяном теле?

– Андрюша, – насмешливо сказал Дима, – ты крепко отстал от жизни. Все диктофоны давным-давно имеют функцию автовключения на звук. А стоят, между прочим, сущие копейки.

– А, диктофон купил… – сообразил я. – Последовал, значит, совету профессора…

– Плеер на самом-то деле. Но он еще и диктофон. И радио ловит. Нет, прогресс, что ни говори…

И Дима оседлал своего любимого конька. Мы поговорили о прогрессе, о светлом будущем, когда любая кофемолка сможет поддержать с тобой утреннюю беседу, потом я спохватился:

– Ну так что запись-то?

– Отдал нашему великому лингвисту. Он колупается помаленьку. Говорит, что увлекательнейшее занятие, что, когда он это опубликует, – весь мир ахнет.

– Пусть нобелевкой не забудет поделиться… – сказал я.

– Нет, серьезно. Знаешь, что он говорит? Что если разобраться в структуре, то это будет самый простой и понятный в мире язык. Его сможет выучить человек любой национальности за несколько дней. Представляешь? Эсперанто отдыхает! Хотя, конечно, английский так просто не сдастся…

– Все равно люди будут учить китайский, – сказал я.

И жизнь снова развела нас на несколько месяцев.

Если бы я тогда знал, к чему все это может привести! Нет, если бы только догадывался…

Хотя что бы я сделал? Пришел к профессору с дубиной и треснул по башке, чтобы у него оттуда и русский язык вылетел? Увы, не в моей ангельской натуре. Познакомил старикана с молодой девицей, увлекающейся лингвистикой? Это, конечно, тоже хорошо от работы отвлекает, но таким ловким интриганом я никогда не был. За что и страдаю, кстати…

Профессор позвонил мне ровно через год после первого визита.

– Здравствуйте, Андрей…

В общем-то у меня плохая память на голоса, но профессора я узнал сразу.

– Здравствуйте, Петр Семенович…

– Я думаю, вам с вашим другом стоит зайти ко мне, – сказал профессор.

– Когда?

– Сегодня. Лучше не откладывать, знаете ли…

У меня часто забухало сердце.

– Вы что… серьезно… разобрались? Выучили этот язык?

– Да.

Нет, он сказал иначе. Не «да», а что-то совсем другое. Только это было именно «да».

– Мы сейчас приедем, – пробормотал я. И кинулся звонить Кабайлову…

Воспоминания

Дмитрий Байкалов, Андрей Синицын МИССИЯ

Год назад не стало одного из патриархов отечественной НФ, члена Творческого совета «Если» Владимира Дмитриевича Михайлова. И к этой печальной дате два критика, на протяжении многих лет близко знакомых с писателем, решили поделиться своими воспоминаниями об этом удивительном человеке. Это первые «мемуарные» записки о большом писателе в официальной прессе.

Человек в течение своей жизни очень редко испытывает эмоции в крайней степени их проявления: животный страх, например, или всепоглощающую любовь. Нам довелось. И, поверьте, это чувство не из приятных. Щемящее сердце, ощущение глубокой утраты, потери не просто старшего товарища и учителя, но близкого человека и друга. Нечто подобное родилось где-то внутри и постепенно заполнило нас без остатка, когда в ненастный сентябрьский день прошлого года стало известно, что Владимира Дмитриевича Михайлова больше нет с нами.