«Если», 2009 № 12

Младший брат остановил старшего, показав жестом, что он что-то нашел. Вероятно, они оказались точно над нужным местом, потому что красный индикатор на коробочке теперь ярко светился. Младший повесил коробочку на пояс. Старший опустился на колени и начал копать, отбрасывая горсти пыли цвета ржавчины. Младший несколько секунд постоял, затем тоже опустился на колени и начал копать – чуть в стороне от старшего. У обоих имелись лопаты, закрепленные сбоку на ранцах, но, вероятно, они решили не пускать их в ход, не убедившись, что копать придется глубже, чем на несколько сантиметров.

Вскоре – уже секунд через десять или двадцать – младший обнаружил искомое. Он принялся добывать серебристую трубку, закопанную в пыль вертикально. Старший прекратил работу и посмотрел на то. что откапывал младший. Потом встал – наверное, чтобы предложить помошь.

Все произошло быстро. Младший выдернул трубку из песка. Сбоку на ней имелась рукоятка. Младший вытряхнул из ствола песок и нацелил трубку на брата. Сверкнула малиновая вспышка. Старший упал навзничь, в нагрудной пластине его скафандра зияла дыра размером с кулак. Перекатившись на бок. он застыл. Оружие убило его мгновенно.

Младший положил оружие и оглядел картину, сложив руки на груди, будто художник, который любуется удачным пейзажем. Вскоре он отцепил лопату и начал копать. Когда он закончил, не осталось никаких следов тела или орудия убийства. Песок был разворошен, но следы захоронения и две цепочки следов, ведущие к марсоходу, разгладит первая же буря.

Закончив, младший брат отправился домой.

Гнев повернулся ко мне, когда спроецированные изображения растаяли, оставив лишь пустую реальность марсианского ландшафта.

— Надо ли что-то пояснять, Меркурио?

— Думаю, нет. Полагаю, младший стал императором?

— Он ввергнул Марс в войну. Погибли миллионы – целые поселения обезлюдели. Зато в результате этой войны сам он весьма преуспел. Хотя и не мог тогда этого предвидеть, все это стало началом Блистательного Содружества. Новые методы продления жизни дали ему возможность оседлать волну расцветающего богатства и помчаться на ней до самых звезд. И со временем она превратила его в человека, которого я мог так легко убить.

— Хорошего человека, который очень старается править справедливо.

— Но который так и остался бы никем, если бы не совершил то единственное и ужасное преступление.

И вновь мне осталось лишь поверить его словам.

— Если ты его настолько ненавидишь, то почему не встроил в ту пулю бомбу?

— Потому что предпочел бы, чтоб это сделал ты. Неужели ты все еше не понял, Меркурио? Это преступление касается нас обоих. Мы были его соучастниками.

— Так ты допускаешь, что мы тогда уже существовали?

— Я это знаю. Потому что помню, в отличие от тебя. Я ведь говорил, что нас изготовили в одной партии, Меркурио. Мы были теми скафандрами. Защитными костюмами с высокой автономностью для работы на поверхности планеты. Моделями с полностью замкнутым циклом жизнеобеспечения и экзоскелетными сервосистемами, облегчающими движения наших владельцев. Нас изготовили в производственном комплексе на Деймосе и отправили на Марс поселенцам.

— Я не скафандр, – возразил я, покачав головой. – И никогда им не был. Я всегда был роботом.

— А эти скафандры и были роботами – по замыслу и назначению. Не такими умными, как мы с тобой, не обладающими зачатками свободы воли, но все же способными действовать независимо. Если человек внутри становился неспособен действовать самостоятельно, скафандр мог шагать сам и дойти до места, где ему окажут помощь. По желанию владельца скафандр даже мог отправиться на поиски нужных ресурсов и материалов. Это называлось «ходячий режим». Вот как мы начинались, брат. Вот как мы начинались и как я едва не умер.

Горькая правда ударила меня холодной струей сжатого воздуха. Мне хотелось опровергнуть каждое его слово, но чем больше я пытался отрицать истину, тем четче понимал: мне это никогда не удастся. Я осознал, что моя древняя и похороненная история начала пробиваться на поверхность с того момента, когда я увидел частички пыли в пуле и прочел ту загадочную надпись.

Я все знал, даже тогда. Я просто не был готов это признать.

Рука в перчатке, император и я. Он даже сказал, что без меня он ошушает себя обнаженным. На каком-то уровне это означало, что и он все знает. Даже если больше не понимает этого, не желает впускать в сознание.

Я всегда был только телохранителем. И останусь только им.

— Если ты сказал правду, то как я стал таким, какой есть?