Роман превосходно иллюстрирует характерную тенденцию, связанную с традиционным разделением литературы и фантастики, а именно продолжающуюся их мирную конвергенцию. Главные места в литературе основного потока все чаще и все увереннее занимают книги, уклончиво атрибутируемые как «романы с элементами фантастического». А авторы мейнстрима все чаще и все охотнее используют идеи, приемы и сюжетные схемы, характерные для фантастического жанра.
Изменившееся, сверхчувственное восприятие главного героя является лишь уловкой, способом показать волшебство жизни – не приукрашенное, но подсвеченное и преувеличенное лишь самую малость. Что позволяет своевольно отнести роман к своего рода нордическому магическому реализму, суровому, но симпатичному. Или возвести его генеалогию к сказкам другого датчанина, Ганса Христиана Андерсена.
Удивительно ли, что поиски клоуном с манерами трикстера, склонным рассматривать свою жизнь как представление, девочки, которая способна даровать ему тишину, на деле оборачиваются поисками трансценденции. Поисками божественного Автора и исполнителя музыки сфер, доступной восприятию Каспера. Не случайно немалую роль в происходящих событиях играет восточная (то есть православная) церковь.
В романе вообще нет случайного. Встречи, события, люди, которые по сюжету могли бы претендовать на случайность, оборачиваются на поверку или результатом замысла персонажей, до поры сокрытого от читателя, или юнгов-ской синхронностью – свойством жизни проводить и пересекать параллельные прямые.
Круговорот действующих лиц – монахинь с загадочной миссией, африканок, мастерски владеющих айкидо, легендарных воров, работающих карманниками, морских офицеров, ставших королями преступного мира, детей с фантастическими способностями, ближе к финалу перестает быть смешением, напоминающим джазовую импровизацию, и обнажает внутренние связи и закономерности, причины и следствия.
Вслед за этим, сразу за наступлением развязки, повествование, совершенно в традиции Хёга, обрывается, едва ли не на полуслове, не давая затихнуть ее последним нотам, резко и беспокойно.
Напоминающий представление роман, пестрый и живой, то по-осеннему элегический, то бодрый, как цирковые марши, не ставит своей целью развлечение читателя.
Насыщенный музыкальными терминами и отсылающий к известным и малоизвестным произведениям классической музыки, роман не ставит своей целью и поучение читателя.
Демонстрируя мир по Касперу Кроне, преисполненный звуков и нуждающийся в божественной тишине, он предлагает читателю сопереживание.
Крупный план: МЫ НЕ ТАК УЖ ПЛОХИ
Московский критик, постоянный автор журнала «Если», решил подлить масла в огонь дискуссий, пылающих последние годы вокруг жанровой критики. Он обратился к читателям с вопросом: «Почему у нашей фантастики нет столь же сильной критики, как у литературы «основного потока»?».
Ответы распределились следующим образом:
Какая фантастика, такая и критика – 17%;
Как это – нет? У нашей фантастики критика не слабее, а зачастую сильнее, чем у «боллитры»! – 27%;
Да критика вообще никому не нужна. Нужны только короткие рецензии, чтобы люди знали, покупать или не покупать книгу – 12%;
Вся критика в фантастике выросла из фэндома: у авторов нет ни приличного профессионального образования, ни настоящей школы – 27%;
Просто «боллитра» сходит со сцены, и там интереснее читать не сами книжки, а то, что о них пишут критики – 7%;
Вот когда фантастика начнет умирать, тогда отличной критики расплодится видимо-невидимо – 10%.
Всего в голосовании приняли участие 410 человек.
Начнем с того ответа, за который подало голоса наименьшее количество читателей. В него была вмонтирована маленькая ловушка. Итак: когда какое-нибудь по-настоящему крупное, сильное, наполненное витальной мощью явление уходит, когда отдает концы великая эпоха, когда прерывается жизнь замечательной личности, появляется море текстов, созданных «в память», «в осмысление», «на роль справочного материала» и т.п. Иными словами, наступает время каталогизации, аналитики, а затем и составления энциклопедий на тему «О…». Допустим, немногие согласились с тем, что «боллитра» уходит со сцены. Старушка еще повоюет, хоть и старушка! Но… у нас нет сейчас ни уровня классики XIX века, ни уровня Серебряного века, ни даже уровня советского «биллона». Честно говоря, по-настоящему сильной критики и в мейнстриме не столь уж много. Зато каталогизация там идет вовсю, поэтому всё больше появляется… нет, не критики, а именно справочно-энцик-лопедических изданий.
А вот и ловушка: предпоследний и последний вопросы были, в сущности, одним целым. Только в последнем звучит сдержанный оптимизм: фантастика еще не умирает, а значит, для нее время каталогизации не наступило. Ждите аналитиков, когда на месте живого тела появится труп. Аналитик в литературе чаще всего – патологоанатом, а не терапевт.