«Если», 2010 № 10

Дженни оглядела оживленную улицу, прикинула, насколько силен дождь, подняла воротник, раскрыла розовый в белый горошек зонтик, ну и, конечно, возложила на нос большие круглые очки. Хорошенькая, изящно одетая, двадцативосьмилетняя… доверенное лицо старшего партнера одной из городских юридических фирм. Очки превращали ее в некое подобие плодовой мошки, однако ей это было безразлично — как и всем остальным на улице. Шли активные разработки глазных имплантов, однако проблемы безопасности еще не были полностью разрешены, и малый, но неприемлемый процент лабораторных животных оставался слепым — так что в текущий момент все носили «мушиные глазки».

То есть почти все. В бургер-баре, соседствовавшем с офисом Дженни, Ричард Пегг соскользнул с табурета, опустил в карман потрепанный блокнот, застегнул молнию на слишком большом для него анораке, доходившем почти до колен, и надвинул шерстяную шапку на самые уши. Он принадлежал к числу тех немногих, еще не достигших семидесятилетия лондонцев, так и не обзаведшихся комплектом лупоглазых приспособлений. Даже бездомные, ночевавшие в дверях магазинов, таковыми владели, однако Ричард вышел под дождь на улицу, не прикрывая лица и глаз. Истина заключалась в том, что он не нуждался в очках, наделявших его фантомами, видениями и голосами. Просто ему приходилось принимать таблетки, чтобы вся эта муть не лезла в голову.

Ричарду, как и Дженни, было двадцать восемь лет, однако он никогда не работал. В очередную поездку по музеям Ричард отправился с одним только блокнотом и карандашами из своей крохотной — в одну спальню — квартирки в Суррее. Сам для себя он называл это занятие «Исследовательской работой» и пытался отыскать тайный смысл бытия посредством окаменелостей и иероглифов, кристаллов и клинописных табличек. На этот раз он заполнил еще один блокнот своим плотным почерком, тремя различными цветами выделяя ключи к загадкам, мистериям и тайным заговорам, густо усыпая страницы заглавными буквами, подчеркиваниями и знаками восклицания.

Оставив бургер-бар, Ричард также оказался перед моросью и электрическими огнями: оранжевыми, белыми, зелеными, красными, голубыми. Однако если Дженни воспринимала повседневность как должное, перед Ричардом ежедневная рутина всегда ставила бесконечную последовательность тревожных вопросов. Что такое дождь? Что суть машины? Что есть электричество? Что за странная штука — пространство, существующее между одним объектом и соседствующим с ним? И что представляет собой воздух? И что означают все эти огни — что, в самом деле, означают они в своей непрестанной смене зеленого на янтарный, потом на красный, повторяющейся снова и снова?

Однако Ричард мог видеть Электрического Человека — четырехметровая, очерченная белым огнем фигура которого как раз возвышалась над снующими внизу людьми и машинами. Электрический Человек взирал прямо на Ричарда лампочками своих глаз, потому что знал — в отличие от всех остальных, Ричард способен видеть его. Прикусив губу, постаравшись поглубже укрыться в недрах своего анорака, и избегая глядеть на Электрического Человека, Ричард направился в сторону станции.

— Атомная истина, — пробормотал он себе под нос, стараясь свести воедино плоды дневных трудов. — Атомная истина. Скрытая правителями мира. Скрытая от мировых лидеров, потому что никто из них не обладает атомными глазами. Они не могут видеть ее, не могут видеть ее в правильной атомной форме. Не могут, насколько это известно мне.

Он громко рассмеялся на ходу, открывая щербатый рот. Люди начали оборачиваться, но он пренебрег их мушиными взглядами.

— Привет, Сью, это Дженни! — Изящная женщина, ожидавшая впереди него на пешеходном переходе, когда светофор сменит красный глазок на зеленый, воспользовалась паузой и вызвала через очки одну из своих старших подруг, с которой прежде работала вместе. — Бен слишком занят, чтобы говорить, а я просто должна была кому-то позвонить. Я так волнуюсь и нервничаю! Наш первый совместный отпуск. Как по-твоему, все сложится благополучно?

Благодаря мушиным глазам, Дженни могла слышать свою подругу и видеть ее перед собой. Ричард, конечно же, не мог ни видеть, ни слышать ее, однако он собирал в своей памяти все доносящиеся до него обрывки разговора, укладывая их на хранение с той же почтительностью, с которой копировал иероглифы в Британском музее. Манера людей разговаривать друг с другом, чувствовать себя при этом непринужденно, умение их разделять темы и притягивать чужое внимание были для него такой же тайной, как и надписи на саркофагах, хранивших мумии фараонов: тайной, подобно иероглифам, чреватой таинственным смыслом.

— Привет, Сью, это Дженни! — пробормотал он.

Ричард рассмеялся. Фраза показалась ему забавной. А потом попытался просто повторить имя:

— Дженни, Дженни, Дженни.

Оно прозвучало ласковой песней… сладкой ласковой песней.

— Дженни, Дженни, Дженни.