Никто, кроме нашей четверки, не стал принимать участие в традиционном летнем набеге. Остальные обитатели старшего корпуса решили не рисковать, навлекая на себя гнев руководителей лагеря, которые даже выпустили специальное распоряжение на этот счет. Мы с Солли и Зиком сделали вид, будто соглашаемся, однако у нас и в мыслях не было упускать возможность, которой мы так долго ждали.
— Ну что, вперед?
Зик повел нас вниз по склону холма, держась возле самой опушки залитого лунным светом леса, в тени деревьев. Мы с Солли следовали за ним по пятам. У Джеффри ноги были короче, да еще, к его немалой досаде, в ночной темноте им начала овладевать робость. Он отставал на дюжину ярдов, заставляя себя двигаться вперед, чтобы нагнать нас.
Я оглянулся уже в который раз.
— Эй, подожди! — окликнул я идущего впереди Зика.
Он взглянул через плечо и фыркнул.
— Если коротышка не может за нами угнаться, это его проблемы. Пусть учится быть мужчиной! — И Зик прибавил шагу.
Мы с Солли переглянулись и пожали плечами. В конце концов, Джеффри не так уж сильно отставал, едва ли он мог потеряться или что-нибудь еще в этом роде, а нам хотелось поскорее покончить с делом и вернуться обратно. Мы снова зашагали вперед.
— Что, маленько вздремнул?
К моему великому удивлению, я сразу узнал голос. Щурясь, я поднял голову, пытаясь разглядеть со своего места под дубом темный силуэт в обрамлении солнечных лучей.
— Рад видеть тебя, Солли! Не могу поверить, что ты пришел.
— Мы же дали клятву.
— Конечно, но это было так давно!
— Да, тыщу лет назад.
Он уселся рядом со мной.
— А я уж начал думать, что больше никто не появится.
Солли поглядел на часы:
— Я приехал минута в минуту.
Еще бы. Солли всегда отличался пунктуальностью, даже когда был подростком.
— Но ведь и я не опоздал.
— Ага. Ну же, дружище, рассказывай, как живешь?
— Жизнь была ко мне милостива. Чудесная жена, двое детей, собака. Американская мечта как она есть.
— Вот и отлично, — отозвался Солли с улыбкой.
— А ты как? — спросил я, в свою очередь.
— Ну, мне какое-то время пришлось несладко.
— Тебе? Да брось!
— Ну да, видишь ли, по мне все это сильно ударило. И по моим родителям тоже. Когда меня исключили из лагеря, это было для них таким унижением! С Соломонами ведь ничего подобного приключиться не может, понимаешь? Они отослали меня в интернат. Я продержался в этой дыре два года, потом сбежал.
— Боже милосердный, — пробормотал я.
— Да, такие вот дела… Но в конце концов я вырос, все забылось. Вернулся в нашу фирму и принял дело у старика. Теперь я сама респектабельность. С семьей тоже все в порядке: жена, двое детей. Собаки, правда, нет — у меня на них аллергия.
Я прыснул.
— Что такое? — Солли притворился оскорбленным.
— Прости, — проговорил я сквозь смех. — Просто… как ты думаешь, почему меня это не удивляет?
Бенни Соломон покачал головой. Он знал почему.
Солли чихал без остановки всю дорогу, пока мы пробирались вдоль опушки, стараясь остаться незамеченными.
— О господи, да уймись же ты наконец! — прошипел Зик.
— А что я могу сделать? — отозвался Солли. — Проклятая жимолость!
Это растение в изобилии росло на опушке леса. Очередная попытка Солли справиться с напастью закончилась оглушительным залпом, откинувшим его голову назад.
Зик резко развернулся и бросил на приятеля уничтожающий взгляд.
— Послушай, — примирительно сказал я, — у него аллергия. Он не может с этим справиться. Чем быстрее мы пройдем мимо жимолости, тем скорее он утихнет.
Зик, хмыкнув, снова повернулся к Холму Девочек и двинулся ускоренным шагом. Солли, изо всех сил стараясь не чихать, следовал за ним по пятам; я держался рядом. Джеффри отставал все больше, его уже едва можно было разглядеть в ночном сумраке.
Тень дуба давала приятную прохладу посреди жаркого летнего мэрилендского дня.
— Как ты думаешь, Зик придет? — спросил я у Солли.
— Ты что, не знаешь?
— Чего я не знаю?
— Зик помер, дружище. Разбился на мотоцикле в девяносто четвертом.
Я раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Не то чтобы мы так уж близки — черт возьми, я его и не видел-то с детских лет, — но, несмотря на это, ощущение было такое, словно я лишился какой-то важной части себя.
— Не могу поверить, что ты ничего об этом не слышал. Об этом трубили все СМИ. Слетел со своим байком с эстакады прямо навстречу потоку на четыреста девяносто пятой магистрали. Кровищи было море — на радость прессе.
— До балтиморских газет, должно быть, не дошло. — Джеффри, Зик и Солли в те времена жили в округе Колумбия, я же был из Балтимора. — А про Зика что-нибудь говорили? Что он делал-то все эти годы?
— Да ничего особенного не говорили. Только то, что он почти не вылезал из тюрьмы. Похоже, ему пришлось малость потяжелее, чем нам, когда его выперли из лагеря. У него-то не было семьи…
Зик не стеснялся в выражениях, когда речь заходила о том, как с ним обращались его приемные родители.
— Да ну, брось ты, Зику вообще было на все наплевать. Он и Джеффри не так уж любил.
— Подозреваю, что он водил нас за нос.