Сбоку от него по длинной тонкой ветке куста ползла улитка. Некоторое время Андрей наблюдал за ней. Улитка останавливалась, словно собиралась с силами, и продолжала путь, оставляя на коричневой кожице влажный след. «Упрямая», — одобрительно подумал Измайлов. Его длинная дорога к успеху походила на пройденный улиткой путь. Всю жизнь он полз, подобно этой улитке, навстречу успеху, довольствуясь малым и ожидая большого. И вот, когда он достиг вершины, оказалось, что усилия потрачены напрасно. Никому, кроме него самого, пройденный путь не был нужен. Да, он на вершине. А вокруг толпятся шакалы, которым нужны лишь деньги. Ради этого они, не задумываясь, разрушат все, что он создавал долгие годы.
«Надо поговорить с Александром, — подумал старик. — И не стоит затягивать с этим. Время не ждет».
Так звали героя его любимого романа Джека Лондона. Вообще-то его звали Харнишем, а кличку он заработал за то, что спешил жить. Измайлову очень хотелось походить на Харниша, но по жизни получилось не так: не надо было рисковать жизнью, не надо было обмораживать щеки и душу, следовало неторопливо покупать одно предприятие за другим, поштучно подбирать специалистов, закладывая основы будущей империи. Если и приходилось чем рисковать, так это деньгами.
И мечты о кругосветном путешествии остались мечтами.
В юности Измайлов надеялся, что станет богатым и объедет весь мир. Когда он разбогател, оказалось, что ехать некуда — мир везде был похож на Сходню: многоэтажки офисов и жилых домов, купола и прямоугольники промышленных предприятий, закольцованные в бетонные туннели реки с многочисленными очистными сооружениями, призванными избавить речные воды от промышленных ядов, которыми их отравил человек. И свалки, свалки, свалки… Не зря кто-то сказал, что мир — это большая помойка. Слава богу, к тому времени Измайлов уже был достаточно богат, чтобы позволить себе этот Парк…
От подобных мыслей настроение Измайлова испортилось. Да и без того надо было идти — на западе небо потемнело от низко нависающих туч, блеснули молнии, и ветер принес раскатистый треск грома. Попасть под дождь не хотелось. И он заторопился.
Возвращался он все по той же тропе. Остановившись у муравейника, он некоторое время с улыбкой смотрел, как муравьи суетятся, торопливо закрывая входы и готовясь к дождю.
Он был слишком увлечен насекомыми, чей труд так напоминал человеческий, поэтому не сразу заметил вмятины на травянистом грунте тропы, а когда заметил, даже надел очки, чтобы внимательнее разглядеть странный след.
След был крупным и отчетливым.
Измайлов почти ничего не знал о повадках диких животных. Откуда? Последний зоопарк исчез еще до того, как он стал подростком. Обрывочные знания, полученные из книг, не давали возможности сделать окончательный вывод, но, судя по отпечатку на траве, след принадлежал большой кошке. В первый раз Измайлов пожалел, что привык полагаться на специалистов.
— Не может быть, босс! — сказал инженер Маккрейн. — Все делалось по вашему проекту. Кто бы осмелился изменить ваши планы. Вам показалось, ручаюсь. Вы же знаете, Парк — дорогое удовольствие.
Некоторое время Измайлов внимательно смотрел ему в лицо, постукивая карандашом по столу.
Лицо Маккрейна оставалось спокойным.
— И все-таки, — сказал Измайлов, — я хочу, чтобы ты еще раз просмотрел всю документацию на Парк. Мне не нужны сюрпризы.
— Я могу считать это отдельным заданием? — спросил инженер. Измайлов усмехнулся.
— Задание, — кивнул он. — Причем срочное и хорошо оплачиваемое. Брось все и займись этим немедленно. Скажешь Зотову, что это мое указание.
Маккрейн был хорошим инженером, Измайлов сам нашел его в Ирландии во время Второй европейской депрессии, когда многие хорошие специалисты потеряли работу. Ее просто не было, поэтому Маккрейн был готов поехать к черту на рога, а не то что в жиреющую на глазах Россию, которую многие недолюбливали. А что еще оставалось делать ирландцу, обремененному многодетной семьей? Но в России Маккрейн, к своему удивлению, быстро прижился и теперь, пожалуй, если бы ему предложили перебраться в Страсбург или Марсель, он бы крепко подумал. Измайлов платил ему щедро — хватало и на содержание семьи в Голуане и на девочек в Москве. Подобное отношение к людям было принципом Измайлова: человек, который добросовестно работает на империю, должен получать в соответствии с вложенным трудом. Как говорили раньше: от каждого — по способностям, каждому — по труду.
Проводив инженера взглядом, Измайлов вызвал секретаршу.