Именно эта полудюжина (особенно три главных титана бестселлеристики) создает впечатление волшебного успеха межавторских проектов. В основе их продвижения к топу продаж совершенно не обязательно лежит чей-то яркий творческий стиль. Конечно, 27 % из тех, кто отвечал на вопрос Алексея Пехова, хотели бы видеть среди сотворцов проектного мира авторов, равных по уровню тому, кто этот мир создал. Но, во-первых, у сталкерианы и «Этногенеза» фактически нет литературной первоосновы (мир чернобыльских сталкеров весьма слабо связан с миром хармонтских сталкеров из повести братьев Стругацких «Пикник на обочине»). Тут и говорить не о чем. Во-вторых, весьма значительный процент участников межавторских проектов (в том числе и самых крупных) составляют фантасты, мягко говоря, посредственные. В-третьих, как сам Пехов разумно комментирует, «писатель подобного уровня должен быть другим топовым, известным автором. Который изначально желал и умел создавать собственные миры и «кровью и потом» добился признания. И у этого автора полно своих дел, книг, серий и миров. Ему совершенно, неинтересно влезать в чужой мир, быть на вторых ролях». Следовательно, читательский запрос на то, чтобы в сериалах работали только хорошие и отличные фантасты, был и остается невыполнимым мечтанием.
Важнее понимать другое: проектировщики «попадают» на золотую жилу только в том случае, когда они задевают в массовом сознании нечто очень важное.
Но что именно?
Есть ли какие-то общие черты самых успешных межавторских проектов, открывающие для них маршруты триумфального шествия по книжным прилавкам всей страны? Что их объединяет? Что в них стало той «кнопкой», которая включает читательскую жажду?
Конечно, каждый сериал и тем более каждый раскрученный межавторский проект — это, прежде всего, привлекательный для читателей мир. И одновременно это притягательный способ эскапизма. Уйти из реальности-1 можно и в Гондор, и в Зону отчуждения, и в чудовищное «Метро» Глуховского, и в уютный кабинет доктора Хауса. Основная проблема межавторского проекта состоит в том, чтобы создать мир, который не лишится мощной силы притяжения, даже если работают с ним средние или откровенно слабые авторы. Мир, который по условиям игры, а не по литературному уровню, действует на читателей, как удав Каа на бандерлогов.
Сами-то читатели признаются в этом без охоты. Только 10 % от общего числа ответивших на вопрос Пехова нашли в себе мужество сказать правду: «С удовольствием почитаю еще о полюбившемся мире». И читают. Сметая с полок магазинов любые — вне зависимости от качества — тексты «о полюбившемся мире». Не было бы этого мира, и роман не выдержал бы тиража в 4000 экземпляров, а «в общей обойме» он легко дает все 40 тысяч.
На первый взгляд, общий элемент в нескольких мирах, породивших бестселлеры, отыскать нетрудно. У сталкерианы, метро-вселенной и анналов Саракша, в принципе, схожий антураж. Все это — посткатастрофные миры. И катастрофа во всех случаях имеет «рукотворный», техногенный характер.
Кошмарики, заколосившиеся на месте прежнего катаклизма, во всех трех случаях имеют «родственный» видеоряд. Брошенная и ржавеющая техника. Руины городов. Подземелья. Радиация. Относительное безлюдье — если сравнивать с «доапокалиптическими временами». Скудный рацион. Мутанты и прочие чудовища, которые одним фактом своего существования вырабатывают у людей навык нажимать на спусковой крючок за мгновение до того, как включаются мозги и формулируется вопрос: «А надо ли?». Разного рода аномалии и ловушки. Тут и там рассыпанные гильзы. Военизированный быт.
Конечно, «Мир Волкодава» и «Княжий пир» основаны на патриотической славянике, да и сильно отставшая от них «Боярская сотня» также построена на древнерусском державном материале. Но это все были межавторские проекты, получившие широкую известность в прошлые годы. Они давным-давно растеряли капитал популярности, и, надо думать, главную роль тут сыграло то, что само время переменилось. Нужны были «славяне в кольце фронтов» — что ж, довольно долго их любили и читали о них с восторгом. Но теперь любят уже не столь пламенно, и восторги поутихли. А вот армейская ржавь, радиация и перестрелки в подземных туннелях стали действовать на массовое сознание возбуждающе.
И можно было бы сделать вывод, что в стране полыхнуло новое направление фантастики, какой-нибудь апокапанк, что поколение юнцов, знающих о войне только понаслышке да из книг, желает погрузиться в стрелковый экстрим на супербасах и чтобы вокруг царил мрак суровой безнадеги, но…
А как же тогда «Этногенез»? Он-то никак в эту картину не вписывается! Нет там никаких постапокалиптических картин, никакой радиации, никаких брошенных грузовиков и бродилова по андерграунду. Авторы «Этногенеза» вообще свободны в выборе места и времени действия. Древний Китай, Вторая мировая, Карибские моря в XVIII веке, современность… Да что угодно, по большому счету, лишь бы в центре повествования оказывались персоны с артефактами, наделяющими владельца сверхспособностями. Где тут апокапанк? И близко не стояло.