Другие представители его вида стояли чуть поодаль, группами по двое или по четверо. Они уже скончались несколько часов назад и больше не шевелились. Они хранили неподвижность, словно деревья на окрестных холмах. Здесь собрались последние представители своей расы, а Ахн и Шушана оказались последними из последних.
— Я бы хотела оставить потомка… — сказала она, глядя в его алые глаза.
— Решение принято уже очень давно, — ответил он. — Теперь ничего не изменить.
Ценой, заплаченной ими за бессмертие, стало бесплодие. Они скорбели, но в итоге все же смирились с этим, не желая отказываться от нового дара.
— Мы слишком эгоистичны, — произнес Ахн.
Они прожили целые эры. Планета, породившая их, погибла, но они продолжали двигаться дальше, находить новые миры. Они путешествовали сквозь пространство по нитям энергии, стояли на бесплодных лунах и зарождающихся планетах. В конце концов, они сотворили этот мир — не планету, а гигантский диск, такой же стойкий, как и их раса.
Когда начались первые смерти, никто не мог понять, в чем причина.
Ахн посмотрел на индикатор, прикрепленный к запястью. Время истекало. С тревогой он понял, что Шушана опередит его. Видимо, он станет самым последним. На мгновение он испугался, но после решил: так будет лучше. Он проводит ее.
— Мы должны разговаривать о хорошем, — заметил он.
— Я помню, как увидела тебя в первый раз, — сказала она. — Это было в горах
— Я охотился на белого
— Отец? Моя мать чуть тебя не убила! Твои звери все вытоптали. Ты выскочил из подлеска, грязный и потный, сестра назвала тебя дикарем, а я сочла тебя очень красивым.
— Ты оказалась самой прелестной женщиной, которую я когда-либо встречал. Ты и теперь остаешься ею.
Она испуганно посмотрела на горизонт, но Ахн прошептал на ухо:
— Мы вместе. Я навсегда останусь с тобой. Не в горе, а в радости. Я не дам тебе уйти одной.
Шушана заплакала, а он продолжал с тревогой следить за ее индикатором.
К тому времени, когда она успокоилась, побережье погрузилось в сумерки. Солнце превратилось в тонкую полосу на горизонте, и время Шушаны практически истекло. Оставалось не больше минуты.
Неужели так быстро? Она тоже поняла это, и ее глаза наполнились ужасом.
Он быстро заговорил, пытаясь скрыть отчаяние:
— Не думай об этом. Ты не должна об этом думать. Думай обо мне. Думай о времени, которое мы провели вместе. Думай о том, как сильно я тебя люблю. Посмотри мне в глаза. Ты очень красива. Ты — все, о чем я когда-либо мечтал. Помнишь ту ночь, когда мы танцевали
—
Она умолкла. Во взгляде осталось тепло, но тело больше не шевелилось. Индикатор начертал в воздухе свой приговор.
Ахн сдавленно всхлипнул, все еще боясь потревожить подругу. Затем взял ее за руку и вгляделся в лицо. Теперь она будет улыбаться веками.
Горевать оставалось недолго. Он взял себя в руки и поклялся больше не смотреть на свой индикатор. Он будет смотреть в ее золотистые глаза, ощущать тепло ее рук — ведь они никогда не похолодеют — и вспоминать историю их любви.
Он попытался вызвать самые светлые воспоминания, но ничего не получилось. На мгновение его охватила паника — в последний момент нельзя думать о смерти. Если это произойдет, его вечность превратится в кошмар.
Он вновь успокоился, убеждая себя, что сможет достойно сыграть последний акт. Разум замер на грани между уверенностью и ужасом.
Ахн оставил попытки воскресить в памяти прошлое. Он начал думать о ней, и воспоминания сами всплыли из глубины. Ее присутствие заполнило разум. Даже спустя столько веков многое в ней осталось для него тайной. Разве не чудо, что он может вечно греться в благоговении перед ее загадочными, столь любимыми чертами? Ахн погладил ее по щеке и поцеловал в губы.
Он не знал, когда придет его время.
Скончался Ахн тихо — просто перешел из одного состояния в другое. В воздухе над ним появились слова:
Они продолжали стоять, с восхищением глядя в глаза друг другу, не способные двинуться дальше своей последней мысли или вспомнить мгновения, предшествовавшие ей. Ахн добился своего — они скончались не в страхе. Теперь, погруженные в себя, они будут стоять, проживая одно-единственное мгновение своей любви, пока века и тысячелетия плывут мимо.
— Восхитительно, — произнес худой джентльмен.
— Великолепно, — согласился Джонас.
— Отлично, — вывел свою трель Тремор.
Все снова посмотрели на Еноха. Часовщик сощурил глаза, раздумывая о чем-то, потом изобразил невинную улыбку.
— История о далеком будущем. Как будто вы видите все возможные варианты.
— Спасибо, — поблагодарила леди Чендлесс.