Наиболее детальное развитие темы в НФ после Кларка — это книга «Паутина между мирами» Ч.Шеффилда, где изображено множество подобных конструкций. В другом романе того же автора — «Летний прилив» из цикла «Наследие Вселенной» — представлены оба возможных воплощения идеи орбитального подъемника: отдельное сооружение, связывающее две планеты («Пуповина»), и целый комплекс подъемных механизмов, идущих с поверхности в космос и объединенных в общую систему («Кокон»). Правда, создали лифты не люди, а инопланетяне — давным-давно исчезнувшая раса Строителей, заполнившая Галактику непонятными объектами космического масштаба. Человечество же эти конструкции лишь эксплуатирует и, возможно, совсем не по назначению.
Нередко идея орбитального подъемника используется в аниме, комиксах и компьютерных играх.
Но в целом к теме фантасты заметно охладели. Например, у А.Громова в романе «Завтра наступит вечность» подобная конструкция, заявленная в начале книги, вскоре оказывается не совсем лифтом, а затем уже и совсем не лифтом… Однако, в отличие от времен автора «Барона Мюнхгаузена», строительство подобного подъемника кажется вероятным и даже почти неизбежным, а потому уже не будоражит воображение. Ныне это дело не фантастов, а инженеров-проектировщиков.
Сейчас проекты космического лифта обсуждаются вполне практически. Американские фирмы даже борются за право первыми реализовать опытные варианты этого сооружения. Появились идеи конструкций, творчески развивающие концепцию Арцутанова, — космический фонтан, пусковая петля («петля Лофстрома»), сверхзвуковой подвес, электромагнитная катапульта и т. д.
А фантасты теперь предпочитают изображать плотные космические поселения на орбите, своего рода искусственную скорлупу, окружающую земную атмосферу. У того же А.Кларка в последних романах из цикла «Космическая одиссея»(например, «2061: одиссея три») описано несколько космических лифтов, связанных со множеством искусственных спутников, объединенных в город на орбите: «И если очень внимательно присмотреться, можно было различить тонкую нить Панамской башни — одной из шести алмазных труб, связывающих, подобно пуповине, Землю с ее рассеянными в космосе детьми, — которая на двадцать шесть тысяч километров протянулась вверх от экватора, чтобы соединиться с Кольцом Вокруг Мира».
Это действительно наиболее логичный путь освоения околоземного пространства. В таком случае оно не превращается в суверенную область, заполненную отдельными искусственными спутниками, нередко стремящимися проводить самостоятельную политику и часто недовольных матерью-Землей (как у Д.Холдемана в цикле «Миры» и у М.Рейнольдса и Д.Инга в «Лагранжийцах»). Возникает единая система, обитатели которой ощущают себя жителями одного, хотя и существенно выросшего мира. Впрочем, для поддержания связи «верхнего этажа» с поверхностью фантасты уже предлагают использовать не только лифты, но и его модификации. Например, у Д.Симмонса в НФ-дилогии «Илион» и «Олимп» герои попадают на повисшее над Землей экваториальное кольцо при помощи гибрида подъемника и электромагнитной катапульты.
Рано или поздно идея космического лифта будет реализована. Вопрос только — когда? Неужели придется ждать до XXII века, как прогнозировал в «Фонтанах рая» А.Кларк? Или все-таки суперподъемник «Земля — Орбита» заработает уже в этом столетии?
Крупный план
Аркадий Рух
Сага прибрежного города
Информация об этой книге проникала в среду любителей фантастики, как вода сквозь толщу земли: по капле, но беспрерывно. И о романе, и об авторе ходили самые противоречивые слухи. Что ж, если о самом Грэе Ф.Грине по-прежнему мало что можно сказать с абсолютной достоверностью, то мнение о «Кетополисе» теперь способен составить каждый. «Киты и Броненосцы», первая часть эпопеи, наконец-то вышли на русском языке.
Разговоры об агонии классического романа уже успели набить оскомину. Казалось бы, за два последних века усилиями мэтров роман оказался вычерпан до донышка: любая сюжетная коллизия выглядит заимствованием, любой стилистический оборот — цитатой. Удел романиста нынче не очень-то разнообразен: либо штамповать поделки согласно одобренным массовым читателем клише; либо погружаться в пучину постмодернизма, переходя на язык, понятный от силы сотне-другой посвященных; либо апеллировать к внелитературной оценке своего творчества, делая акцент на «идейности», то есть «историзме», «общечеловеческой значимости» и прочих достоинствах, расположенных скорее в поле общественных наук, нежели изящной словесности.