«Если», 2012 № 10

Страницы снова начали переворачиваться, показывая черно-белые и акварельные рисунки.

— Это Томас Гарт Бентон, — сообщил Эшер. — Только посмотрите, как текут рисунки: пароход, деревья, города на берегу, даже этот человек на палубе — все формы доносят ощущение воды… А можете вызвать первое издание?

— То, что вы мне продали?

— Нет, это уже фактически второе. Самого первого у меня никогда не было. Покажите первое издание.

— Без проблем. Библиотека, первое издание. — На переплет из коричневой ткани было нанесено позолоченное изображение человека на кипе хлопка. — Хм… Выглядит, как и моя.

— Можно посмотреть 441 страницу? — Эшер пристально разглядывал изображение.

— Библиотека, страница 441, - приказал Даниэль. Появилась последняя страница книги. — Под текстом миниатюра. У меня ее вроде нет. Библиотека, увеличь миниатюру. — Украшение в конце текста увеличилось в тысячу раз.

— Это голова Марка Твена в пламени из погребальной урны, — пояснил Эшер. — Так и можно узнать первое издание. Его жена решила, что миниатюра отвратительна и безвкусна. Она настояла, чтобы ее убрали, и во втором заводе ее уже не было. Как в том экземпляре, что я вам продал. Вообще-то, очень даже выразительно… Как я понимаю, все это отсканировано с библиотечных коллекций?

— Да, и с частных тоже. Погодите-ка, есть еще кое-что. Библиотека, виды коллекций, циклом.

Появилось несколько рядов богато украшенных книжных шкафов на фоне витражного окна.

— Так эта штука может имитировать настоящие библиотеки, — произнес Эшер. — Вряд ли я узнаю эту.

— Это библиотека Мертон-Колледжа в Оксфорде. — Внезапно изображение сменилось комнатой с каменными стенами и немногочисленными книжными шкафами, но зато с канделябрами, гобеленами и выставочными витринами на красных узорчатых персидских коврах.

— О, в молодости я там побывал, — отозвался Эшер. — Главный читальный зал Библиотеки Джона Картера Брауна в Брауновском университете.

— Точно. Я могу вызвать около сотни частных и общественных библиотек как из настоящего, так и из прошлого. У меня даже есть несколько изготовленных на заказ видов: один с полками, встроенными в стены гигантской спиральной лестницы. Выглядит потрясающе.

Букинист кивнул. Сияние от библиотеки освещало морщины, тики и родинки на его лице. Сколько же ему на самом деле лет? В эпоху, когда даже городская беднота умудрялась поддерживать презентабельный вид, Эшер казался более чем неуместным.

— Когда я преподавал, нечто подобное было бы, пожалуй, полезным, хотя бы только для того, чтобы показывать студентам, как некогда выглядела настоящая коллекция книг.

— Вы преподаватель?

— Двадцать лет. Культурология… «Что делает нас людьми», как это называли. Вы, наверное, не изучали «культуру» с живым учителем?

— Когда я начал, она уже была компьютеризованной.

— Вот уж действительно, что делает нас людьми…

— Я понимаю вас. Но та же технология дала нам все, что вы сейчас видите, — а это, я считаю, честь для печатных книг.

— Но ведь все это лишь свет, верно? Биты информации, представленные в узнаваемых образах. А книг больше нет — их убили, и все, что мы видим, лишь привидения…

— Ну, некоторые возразили бы, что книги просто приняли другой облик, а значение имеют только слова.

— Тогда назовите это собранием слов и рассматривайте как всего лишь информацию. Печатая настоящие книги, мы оказывали словам честь, говоря тем самым, что вот перед нами культурные артефакты, требующие уважения, и им стоит уделить внимание… Вы очень добры ко мне, Даниэль. Но иногда я чувствую себя одной из более не издающихся книг, которую не удостоили такой вот чести оцифровки, — никто не знает, о чем я мог бы рассказать, и мало кого волнует, что я мог бы предложить. Никто не ведает, что я вообще существую. Но вы хороший друг.

Под конец Эшер торопливо распрощался, и когда Даниэль открыл дверь, так и бросился вон — и врезался в Лекса. От удара старик растянулся на полу, и содержимое его сумки рассыпалось по всему коридору.

— Ой-ой, простите, — Лекс побледнел от смущения. Он наклонился помочь Эшеру подняться, но едва коснувшись его одежды, тут же отдернул руку. Даниэль с гордостью увидел, что сын возобновил попытку и, поддерживая Эшера за плечо, в конце концов поставил на ноги.

Потом Лекс опустился на пол, чтобы подобрать разбросанные книги и бумаги. Даниэль тоже помогал, и вместе они собрали пачку, судя по всему, эшеровских заметок, написанных от руки, как курица лапой, а еще старинные бумаги — рекламные проспекты, старое ресторанное меню, древние театральные билеты и пожелтевшее расписание поездов, пару старых книг и несколько старомодных ручек и карандашей. Даниэль любовался, как его сын обращается с каждым предметом — с осторожностью археолога, то и дело вытирая руки о штаны, словно пачкался об эти вещи.

Остался лишь целлофановый пакет с очень старой газетой. Пакет раскрылся, и на ковер высыпались крошечные кусочки коричневой от времени газетной бумаги. Леке стоял и таращился на газету.

— Что это, папа? Что с этим случилось?