«Если», 2012 № 09

— Держи, — заявил он, шаря здоровой рукой в своем ранце. Послышался скрежет металла, а потом до меня донесся запах солонины, ударивший мне по мозгам с той же силой, как до того алкоголь.

— Вот. Угостись банкой мадагаскарской тушонки.

— Господи! Это же было…

Он втиснул банку мне в ладонь.

— Давай. У меня еще одна имеется. Только вот есть придется пальцами.

— Управлюсь.

Я сидел в этой маленькой пещерке, освещаемой колышущимся пламенем свечи, рядом с раненым poilu[26], ел прямо пальцами холодную жирную солонину и чувствовал, что ко мне постепенно возвращается желание еще немного пожить. Я давно не ел такой роскошной пищи, и мой кишечник отреагировал на нее громким урчанием.

На самом деле печально осознавать, что экзистенциальный ход мыслей может повернуть в другое русло всего лишь одна банка жирного мяса.

— Почему? — спросил Пьер, когда я подчищал пальцами остатки мяса и жира в банке.

— Что почему? — не понял я.

— Почему, Ганс? Ты, похоже, неплохой парень. Я вроде бы тоже. Почему мы убиваем друг друга?

— Большие шишки, Пьер. Большие шишки все затевают. Он кивнул.

— C'est la vie[27].

— So ist das Leben[28].

Я прикончил солонину и облизывал пальцы.

— Ты лютеранин? — голос Пьера звучал как бы ниоткуда.

— Моравские братья[29]. Мы опередили Лютера на сотню лет. А ты? Католик?

— Трудно сказать. В конце концов, это ведь Франция. Моя матушка парижанка, а потому скорее лицемерка, чем католичка. Отец баск и с рождения ненавидит все французское. Кроме моей матушки, разумеется. Временами он ходит к мессе, как правило, для того чтобы потом критиковать качество богослужения в исполнении местных священников.

Я закончил облизывать пальцы.

— Похоже на моих стариков. А почему ты, собственно, об этом спросил, Пьер? Хочешь мне исповедаться или что-нибудь вроде того? — Я чувствовал, что обязан сделать для него что-нибудь хорошее за эту банку солонины.

— Мой отец сказал мне как-то одну очень странную вещь, Ганс. Звучало примерно так: «Пьер, ты никогда не задумывался, как странно, что Иисус явился на Землю в человеческом облике, чтобы умереть за наши грехи?». Разумеется, я ответил так, как нас учили, что только Воплощенный Бог мог искупить грехи человечества. «А с чего бы это Творец Вселенной затаил такую обиду на нас? — спросил отец. — Тебе никогда не казалось, что для Бога это как-то мелковато?» Я ответил, как учили: что пути Господни неисповедимы и сие тайна есть. А сам ожидал, что папаша влепит мне затрещину. Но он только сказал: «Я думаю, что Бог сделал то, что Он сделал, потому что Он хотел Сам испытать, что значит умирать».

Выдвинутая отцом Пьера концепция повергла меня в недоумение.

— Но разве Господь не всеведущ?

Пьер отхлебнул из бутылки.

— Ну, принято так думать. Но знать что-то теоретически и испытать это что-то на собственной шкуре — разные вещи, да? Возьмем женщин, например…

— Я бы не прочь взять одну прямо здесь и сейчас. Пообедать в ресторане, сводить в театр, а потом в постель, — я потряс в воздухе флягой. — С бутылкой чего-нибудь такого. Или доброго эльзасского гевюрцтраминера[30].

— Сорт неустойчив к микроклимату, результаты не всегда хороши, — возразил Пьер. — Лучше держись арманьяка. Как ты думаешь, Ганс, зачем мсье Фамильяр привел нас сюда?

Спиной я ощущал еле уловимые вибрации в толще скалы. Там, наверху, все еще палили орудия.

— Не знаю. А ты что думаешь? Зачем кобольд приволок нас сюда?

— Думаю, — ответил Пьер, — они хотели, чтобы мы поубивали друг друга.

Ответить я не успел, послышался шум, и из туннеля появился Гэмлин в сопровождении двух своих сородичей. Внешне они были совершенно неразличимы, но голос Гэмлина я помнил.

— Что ж, если вы этого хотите, то мы не станем вам мешать — валяйте, не обращайте на нас внимания, — заявил он.

— Вы нас подслушивали! — Я почувствовал себя оскорбленным. Подумать только, какой-то монстр-недомерок, чумазая карикатура на человека, которая с такой легкостью передвигалась в этом царстве смерти.

Пьер коснулся моего плеча.

— Не стоит выходить из себя из-за этой кучки навоза.

Я посмотрел на кобольда.

— Это правда? Вы привели нас сюда, чтобы посмотреть, как мы будем убивать друг друга?

— Это одна из возможностей, — ответил Гэмлин, а другие два кобольда переглянулись и кивнули. — Ты ведь говорил, что вы воюете друг с другом.

— Ну, в данный момент мы не воюем. Прошу прощения за то, что вас разочаровали, но мы заключили перемирие. — Я протянул руку и осторожно обнял Пьера за плечи. — Просто парочка приятелей решила немного выпить, да, Пьер?

— Deutschland ueber alles![31] — произнес он, проглатывая звуки, и отпил из бутылки.

— Vive la France![32] — согласился я и осушил флягу.

— Какая-то бессмыслица, — заявил Гэмлин, ковыряя в носу. — Вы сражаетесь друг с другом, вы убиваете друг друга. Не считая тех случаев, когда вы этого не делаете. Потом вы умираете, вам крышка, капут. В чем смысл?

— Мы сражаемся за что-то большее, чем мы сами.

— И что же это?

Вопрос, с учетом действия выпитого, поставил меня в тупик.