Таинственность, которой гуюки окружили предстоящую мне работу, серьезно действовала на нервы. Еще одной причиной, осложнявшей мне жизнь, было мое собственное неуемное любопытство. Отчего-то мне не давали покоя мысли о еврейской традиции и о том, прав был Пипс или нет в своих догадках-«озарениях», поэтому еще до отлета с Земли я закачал в виртуальную библиотеку своего инфомата несколько виртуальных томов соответствующей тематики. В первые же сутки полета, когда мы, поужинав, уложили Алекса спать, я засел за чтение, которое оказалось на редкость сложным для понимания. Раньше я считал, что каббала представляет собой тайную и к тому же не слишком популярную мистическую доктрину, которая пыталась нащупать способ управления космическими силами с помощью заклинаний. Мысленно я относил ее туда же, где уже находились карты Таро, пентаграммы, телема, «Золотая Заря», столоверчение и Лицемерный маг, но первая же виртуальная книга, написанная хасидским раввином (я начал с нее исключительно из-за многообещающего названия), убедила меня в том, что я ошибался. Похоже, Пипс случайно напал на самую настоящую золотую жилу.
Конечно, вещи, о которых писалось в книге, были странными, я бы даже сказал — чуждыми моему уму, воспитанному более или менее в христианских традициях, однако они обладали вполне определенной практической ценностью. Пипс сказал, что каббала есть учение о балансе «духовных потоков», и раввин в своей книге это подтверждал, однако подробности меня поразили. Так, например, я узнал, что сефирот организованы в виде расположенных одна под другой триад, каждая из которых может быть схематически представлена в виде повернутого острием вниз треугольника. Больше того, на каждом уровне две верхние идеально уравновешенные вершины такого треугольника обретают свое полное выражение в нижней вершине. Раввин также писал о трех «ментальных» и семи «эмоциональных» потоках-сефиротах, ни один из которых я никогда не счел бы атрибутом эмоциональной или интеллектуальной сферы.
Так, на эмоциональном уровне сефирот самоотверженности и щедрости Хесед мог бы оказывать сильное негативное воздействие, если бы его не смягчал и не уравновешивал противолежащий ему сефирот Гебура, отвечающий за сдержанность, сосредоточенность и самодисциплину. Хесед, получив преимущественное развитие, мог вызвать у человека расточительность, бездумную трату внутренних ресурсов или же спровоцировать в окружающих ведущие к самоуничтожению процессы. Сефирот Гебура мог породить замкнутость, жадность и чрезмерную углубленность в себя, однако действуя вместе, должным образом уравновешенные Хесед и Гебура как бы включали третий сефирот треугольника Тиферет, ответственный за эмоциональную гармонию и красоту.
Кроме этого, в книге раввина я обнаружил концепцию Бога, которая показалась мне чрезмерно усложненной. Вместо седобородого старца, восседающего на золотом троне, Бог представал как неделимая и вечная не-вещь, как сокровенная и священная пустота, беспрестанно сплетающая иллюзорное нечто из призрачного ничто. Эта концепция, с моей точки зрения, приходилась ближайшей родственницей «самости», которая встречается в недуалистической философии йоги. Сам я, как ни странно, никогда не рассматривал иудаизм как восточную религию, но некоторые параллели были слишком очевидны. Да и тот же раввин утверждал, что отвергнутые сыновья Авраама, действуя, впрочем, по отцовскому благословению, доставили семена тайных мистических знаний аж в Индию.
Как говорится, век живи, век учись…
Еще одним блюдом на моем интеллектуальном столе (грозившем вызвать серьезное несварение желудка) стал вопрос, который Гара задала мне после очередного тайного визита в каюту Сделки. Вероятно, именно попытки «разговорить» находящиеся там предметы напомнили ей о работе над программой «Возвращение Баха», в ходе которой Гаре удалось восстановить некий религиозный спор, вызвавший ее недоумение. Насколько я помнил, полемика между двумя мужчинами происходила на языке, который ученые после некоторых колебаний определили как «один из германских диалектов начала XVIII века». Тогда, впрочем, нас куда больше интересовало не содержание теологического диспута, а тот факт, что нам удалось вскрыть правильный сурдовременной слой.
Сейчас Гара вдруг спросила, почему люди тратят столько сил и времени на обсуждение вопросов, связанных с верой. В ответ я прочел ей коротенькую лекцию о человеческой природе и той роли, которую играют религиозные убеждения в человеческой жизни. Точнее, я хотел, чтобы лекция была короткой, однако опрометчиво употребил незнакомые ей понятия, а именно — «поквартирное миссионерство» и «адвокат дьявола».
Гара потребовала объяснений.
— Видишь ли, — начал я, — когда миссионеры обходят квартиры, раздают брошюры, проводят беседы и собирают пожертвования, эта работа направлена, в первую очередь, на укрепление их собственной веры. Что касается «адвоката дьявола», то это… гм-м… почти то же самое, что «адвокат ангела».