«Если», 2015 № 05

Квартира завершила реконфигурацию. В стазис-кубе лежали свежая рыба и овощи. Площадь стоит дорого, и кухонь в квартирах по большей части вообще нет, но я готовлю обед вместе с Май каждую пятницу — я завела эту традицию, как только дочь научилась держать палочки. Может, заказывать что-то из пищевого каталога и проще, но я не готова отказаться от последнего бастиона настоящего дома, пусть этот бастион — всего лишь символ.

Я принялась готовить обед, ощущая отсутствие Май, как удаленный зуб. Запахи горячего масла, имбиря и сёю[2] всколыхнули воспоминания о том, как мы с моей мамой, сгорбившись над газовой плиткой, готовили вместе в нашем доме в Кумамото.

С тех пор как мама умерла, я побывала там лишь однажды — как-то заехала по пути на конференцию в Нагасаки. На месте нашего дома стоят теперь залы с патинко[3], но я различала останки прежнего квартала: неровная улица Мацукоси-дори, теперь заасфальтированная, — здесь я училась кататься на велосипеде, — слабый аромат сакуры на берегах канала, гора Кимбо на востоке, ломаная тень которой тяжело ложилась на долину, будто выдавливая город в залив.

Интересно, что Май помнит о нашем доме? Я совсем не могла представить себе, как она возвращается к башням-муравейникам — и сердце ее разрывается при виде безликой коробки, где мы с ней когда-то жили. Сохранила бы она конфигурацию той квартиры в личных файлах, воскресила бы ее обстановку в своем жилище, если бы накатила тоска?

Я накрыла на двоих. Пощелкивание палочек и мягкое пыхтение транспортных труб за окном лишь усугубляли тишину. Когда призма вспыхнула красным, просигналив о новом сообщении, я схватила ее так быстро, что мне самой стало неловко. Ни слова от Май, только письмо о том, что новый учебный курс уже распакован.

Я налила себе бокал вина и стала проглядывать скачанные материалы. В основном уроки повествовали о том, как Среда стала верховодить галактикой. Тексты сочились хвалебными описаниями фостернских дипломатов.

Доконтактная история Земли была сведена к взлетам и падениям все более обширных и воинственных империй, перемежавшимся войнами, каждая из которых шла на большей территории и уносила больше жизней.

«Печально сознавать, что человечество, по всей вероятности, уничтожило бы себя задолго до достижения тотального, глобального равенства и надлежащего использования планетарных ресурсов. К счастью, зонд «Вояджер-1» пробил магнитосферу родной звездной системы людей в РГ808.3, тем самым позволив Среде содействовать и…»

Я отмела бегущую строку. Во рту стоял кисловатый привкус. Я меряла шагами квартиру, включала и прерывала тридеофильмы, но расслабиться не могла.

Я снова отправила Май пинг-сигнал.

Ответа не было.

Еще раз.

Ничего.

Беспокойство кровоточило гневом. Если она хочет уйти из дома, хороше же — я ей помогу. Я обнулила комнату Май, намереваясь сложить ее вещи в коробки и выставить их на кухню, чтобы эта бестолочь хоть что-то поняла.

Слойбетон растворился, голографическая накладка отключилась — и комната опустела. Я проверила шкаф Май: тоже пусто. Значит, она приходила днем и забрала вещи? Быстро просмотрев архив эксплуатации, я обнаружила, что уже несколько месяцев личные вещи Май не упоминались.

Она ничем не владела.

Я перезагрузила комнату и вошла внутрь, чтобы изучить оставленные Май копии: стеклянную экспозицию ракушек, купленную во время нашей с ней поездки на Эносиму, кубок за победу волейбольной команды, полученный в седьмом классе, отряд потертых и выцветших игрушек, журавлика из панциря черепахи — дедушка Май вырезал эту фигурку, когда она была младенцем.

Я взяла журавлика и пробежала пальцами по еле заметным выщербинам, которые мой отец сделал, чтобы казалось, будто у птицы есть перья, — но, конечно, это была всего лишь копия.

По квартире прокрался тихий звон. Сначала я решила, что это галлюцинация, потом призма позеленела.

— Мама. — Лицо Май висит в воздухе, губы дрожат, подкожная подсветка отключена. — Извини, что не позвонила раньше, но я не хотела, чтобы ты могла меня остановить. Я ушла из Тодай[4]. Я уезжаю.

У меня ноги подкосились.

— О чем ты? Что ты сделала?

Изображение Май продолжало говорить.

— Я знаю, ты огорчена, но это моя жизнь и мой выбор. Пожалуйста, постарайся понять.

Это была запись.

Я вспомнила ее опустевшую комнату и скорчилась от боли. Запирая дверь, я все еще сжимала в руке резного журавлика. Он растаял у меня между пальцами светлым дымом, нереальный, как сновидение.

* * *

Станцию Обаяси заполонили проекционные билборды, пачкавшие пространство рекламами чего угодно — от «традиционной» земной кухни до экскурсий в нашу древнюю канализационную систему. Центральная платформа была забита инопланетянами… впрочем, называть их так технически неверно, ведь все мы — граждане Среды. В вышине виднелся Космический Лифт, по его извилистым углеродным нанотрубкам скользили вверх и вниз гель-кабины — почти как бисеринки конденсата на длинных тонких стеклонитях.