«Если», 2016 № 01

Я был с ними абсолютно согласен. Даже обе наши «ветеранские двойки», моя и Тапая, были уже на пределе. Всем по шестнадцать лет, а после шестнадцати мало кто может работать с нужными скоростями. Реакция становится не та: мозг изнашивается, фармацевтика, которой нас непрерывно пичкают, дает о себе знать. Реабилитация помогает плохо. На рубеже шестнадцати-семнадцати лет гибнет основная масса бойцов. Мика, у которой был приятель среди штабистов, рассказывала, что одно время там всерьез обсуждался план: набрать два военных подразделения из взрослого персонала. Привлечь техников, мелких программеров, охранников — пусть возьмут на себя хотя бы защиту периметра. Ну это, видимо, от отчаяния. Бросить на передовую охранников и программеров — значит заведомо обречь их на смерть. Какие из программеров бойцы? Ведь умение двигаться в виртуале и при этом быть неподвижным в реальности — лежа в кресле пилота, пристегнутым по рукам и ногам, — это особенное искусство, дается оно далеко не всем. Ни программеры, ни техники им практически не владеют; за ними в виртуальном пространстве надо присматривать, как за детьми. Первая же горгулья разорвет их на части. И опять-таки психические реакции у взрослых людей не те, все время опаздывают, никакие нейростимуляторы не помогают.

Так что особых перспектив у нас не было. Поражал меня в данной ситуации лишь один загадочный факт: почему ли-ганцы все-таки побеждают? Откуда у них столько сил? Неужели кто-то способен с искренним сердцем, веруя, умирать за «Лиган»? В холле у нас висел полихромный плакат: лиганец в отвратительном синем костюме, в отвратительной мятой бирюзовой рубашке, в отвратительных, вычурных, голубоватых зловещих очках. Лицо у него тоже грязно-голубоватое, а из расширенных волосатых ноздрей, казалось, исходит смрад. Аннет клялась, что в самом деле ощущает его. Да и меня каждый раз передергивало. И вот удивительный парадокс: ребенку понятно, что «Джер» лучше «Лигана», красный цвет — это радость и жизнь, синий цвет — это горе и смерть, но тогда почему, почему в тех районах, где у «Лигана» налажен сбыт, покупатели не отказываются приобретать убогий лиганский ассортимент? Я бы умер, лишь бы не прикасаться к нему! И почему, почему они служат в виртуальных лиганских войсках? Почему они не восстанут, не свергнут ужасный гнет, почему они выбрали жизнь рабов, а не свободных, как мы, людей?

Я как-то раз поделился этими сомнениями с Сэнсеем, и Сэнсей, помнится, мне объяснил, что никакого парадокса здесь нет. Каждый лиганец уже с детства подвергается тотальной индоктринации: ему буквально с пеленок внушают, что в мире не существует ничего прекрасней, выше, чище, честней, чем «Лиган». Что все остальное по сравнению с ним — суррогат, что только потребление товаров «Лигана» придает жизни смысл.

— Это называется зомбированием, — сказал Сэнсей. — Формально они живые, а на самом деле — ходячие мертвецы. Словами лиганцев не переубедить. Спасти их можно, лишь предложив вместо подделки настоящий качественный товар. Тогда у них распахнутся глаза, тогда они, пусть не сразу, поймут, что жизнь может быть совершенно иной. Причем, заметь разницу, — сказал мне Сэнсей, — они свой персонал, своих клиентов непрерывно зомбируют, а мы вам — терпеливо и тщательно объясняем. Они пытаются укрыть мир завесой лжи, а мы стремимся развеять ее, чтобы люди увидели правду. Что же касается их нынешних успехов на фронте… Понимаешь, мой мальчик, зло тоже имеет силу и может временно побеждать. Иногда даже кажется, что ему невозможно противостоять, но это иллюзия, это морок, которым зло окутывает человеческий мозг. Запомни, мальчик, в итоге всегда побеждает добро. И как бы ни было тебе тяжело, какое бы бремя ни взваливала на тебя жизнь, ты должен знать, что все это временно: надежда есть, на горизонте уже брезжит свет нового дня, зло может наносить нам сокрушительные удары, но оно не способно нас покорить…