Вот он, выход, думает Квотер. Поднимается на крыше вагона — чуть пригнувшись, чтобы не опрокинул его встречный воздушный напор. И когда поезд, подрагивая, достигает середины моста — поднимает руки над головой, отталкивается и, как в воду, прыгает вниз.
Он не знает, сколько продлится этот полет.
Наверное, секунд пять или шесть, пока его не проглотит гладкая чернота.
Ни одной мысли в голове больше нет.
Он лишь радуется тому, что смерть его будет мгновенной.
Я забрал оба оставшихся арбалета, а затем, поднявшись по склону, выбрал позицию у трех валунов, образовавших собой полукруг. В амбразуры меж ними склон хорошо просматривался, и при атаке его невозможно было преодолеть без потерь. К тому же, когда стрелы закончатся, а их у меня — из трех колчанов — осталось всего десять штук, отсюда я смогу отступить под прикрытие стен фактории и работать мечом, не давая себя обойти.
Я рассчитывал, что у меня в запасе примерно час. За это время — в реальности оно составляет около двух минут — лиганские аналитики, вероятно, сообразят, чем закончился бой, согласуют программы и задействуют оперативный резерв. Причем вряд ли они снова бросят в сражение мантикор. Мантикора — оружие дорогое, нерационально тратить его на решение частных задач. Скорее они подтянут оборотней из болот — все равно, раз мы потеряли факторию, трафик с нашей стороны уже будет не проложить. Значит, за болотами надо следить особо. Можно было, конечно, попробовать самому пробиться сквозь них, но, поразмыслив на этот счет, я только вздохнул: пройти болота, не имея ни грамма магии, — дело практически безнадежное. Чем я замощу гать через длинную вязкую топь? И как буду отбиваться от слизняков — меч и стрелы проходят сквозь них, не причиняя вреда?
В общем, два часа виртуальной жизни — это предел. Уже завтра (по реальному времени, разумеется) в Зале Славы будет включена моя фотография. Заиграет гимн. Господин Пак скажет скорбную речь. Но до этого он погасит фотографию Зенны, которая сейчас висит последней в ряду. И никто уже никогда не вспомнит, что такая Зенна — была. Разве что Мика, если ей удастся воскреснуть. Разве что штабные стратеги, которые будут просчитывать новый оперативный сюжет. Но для них Зенна — просто кодовое имя.
Саму Зенну я больше не видел. Ее унесли из кресла пилота, прежде чем я воскрес.
О предательстве никто даже не заикнулся.
Героическая смерть, которой готов был погибнуть каждый из нас.
Осталась только фотография на стене.
— Ты все сделал правильно, — сказал мне тогда Сэнсей. — Аналитики в штабе особо просчитали каждый твой шаг и пришли к выводу, что ты выбрал лучший вариант из возможных. Гордись этим, мальчик. Ты спас нас всех.
И он, будто награждая неким знаком отличия, прикоснулся ладонью к моей груди.
Меня это почему-то не успокоило.
На карте, которая в реальном времени показывала соотношение сил, красным цветом теперь был выделен лишь небольшой, на две ладони, фрагмент. Расположен он был в правом нижнем углу, и лично мне было ясно, что через какое-то время он исчезнет совсем. Район, изолированный от внешних рынков, нежизнеспособен. Автаркическая экономика быстро проест самое себя. Но дело было даже не в этом. На днях Мика, которая всегда знала все, шепнула мне, что идут переговоры о корпоративном слиянии: «Джер» войдет в структуру «Дигана» как автономное подразделение.
— У них сейчас разгорается конфликт с «Би-энд-Би», им понадобятся опытные бойцы. Придется надеть синюю форму — жуть!
Она скорчила рожицу.
Я лишь пожал плечами.
Зато сразу от Мики пошел к госпоже Зоране и попросился в рейд на факторию, который разрабатывал штаб. Я знал, что этот рейд ничего хорошего не сулит. Так, призрак активности, попытка продемонстрировать, что «Джер» еще жив, еще может причинить «Дигану» некоторый ущерб. Мелкий козырь на переговорах.
Однако я знал и другое: синюю форму «Дигана» я никогда не надену. Они соблазнили Зенну «свободой», они погрузили ее в иллюзию, где она напрочь потеряла себя. А потом, когда Зенна стала им не нужна, они просто стерли ее.
Вот почему я попросился в этот самоубийственный рейд.
Вот почему я спустил курок, когда мантикора холодно и безжалостно улыбнулась.
Если уж поднял знамя, надо защищать его до конца.
Если уж встал в ряды, надо идти вперед — пока бьется сердце и течет в жилах кровь.
Кто сражается — тот не предает. А кто предает — тот не сражается.
Я смотрел на каменистый безрадостный склон, сбегающий в ад, на поросшие дикой осокой топи, откуда должны были появиться оборотни, и мне было ясно, что сейчас я умру. Мне было ясно, что сейчас я умру — вторично и уже окончательно.
Меня это, впрочем, не беспокоило.
Умру — значит, умру.
Смерть — не самое страшное в жизни.
Все равно когда-нибудь умирать.
Мне только хотелось бы, чтобы Зенна, если она все же жива, если она бесплотной, призрачной тенью блуждает сейчас по пространствам иллюзорных миров, увидела, что умираю я не просто так.
Я не просто так умираю.
Надо мной развевается золотое, с яркими багровыми звездами, вдохновенное, гордое и величественное знамя вечной войны…