— Но почему?
— Я их ненавижу, Лея, — сказал папа, — ненавижу с тех пор, как они прилетели и сломали всю земную цивилизацию. Мне лет семь было, но я все помню. Как они стерилизовали половину населения. Как они Витальку живьем сожгли. Как города все большие разогнали. А сколько народа погибло, когда они запретили публичное вероисповедание!
— Ну, так кому нужно, можно же дома молиться?
— А, ты младше, ты не поймешь, — сказал папа. — А Витальку… Да что там, сколько было таких смертей… Он ведь даже не знал, что она была беременна.
— Аборт, что ли? — скривилась мама.
— Да. И я ничего, ничего не мог сделать. У них такие законы, и их не трогает. Ненавижу их.
— И Мемсахиб?
— И ее. Она, конечно, сама по себе ни в чем не виновата. Жена да последует за мужем, что-то такое. Но ненавижу. Просто дать ее убить — это неправильно. Пусть живет. Пусть все видит и живет.
— Пойдем, Андрюш, спать, — сказала мама.
Был дождливый день, когда к дому подъехала большая приземистая машина и из нее вышли трое мужчин, одетых так, как папа одевался раньше, когда каждый день ходил на работу, — коричневые штаны и рубашка, твердый жилет, каски с очками. Двое остались у машины, третий поднялся к крыльцу. Мама цыкнула на ребят, чтобы спрятались подальше, Антон ушел на второй этаж и осторожно подобрался к окну.
— Андрей, я знаю, что они вылечили твоего отца, — говорил чужой человек, — но кроме личных причин, есть и более серьезные.
— Я присягу давал, — отвечал папа.
— Понятно, — человек тяжело вздохнул, — тогда так. У меня нет выбора. Мы уже видим тормозной след. Они будут здесь недели через две. Я без тебя отсюда не уеду.
Папа долго молчал, потом спросил:
— Ну?
— Ну, так. Ты работаешь инструктором на базе в Сплите. Обучишь, сколько успеешь. А взамен я не пойду в твой огород.
— Ясно, — сказал папа, — пойду детей обниму. Если нужно, зайди со мной, проследи.
— Зайду, — ответил тот человек, — извини, но зайду.
Папа поцеловал маму, она заплакала. Потом он обнял и потормошил Варю, отдал ее маме, наклонился к Антону и тихо ему сказал:
— Береги маму с сестрой. И малышей тоже.
Антон обнял папу, замер на миг, потом папа встал и ушел с теми людьми.
Теперь Антону пришлось самому ходить к Мемсахиб. Он брал с собой Варю, потому что она гораздо лучше ее понимала. Мемсахиб перестала спрашивать о своем муже — ей было очевидно, что дети не знают. Она с каждым днем становилась все тише и грустнее, и однажды Антон с Варей увидели, что она почти вся пожелтела.
— Что с вами? — прошелестел Антон.
Мемсахиб медленно-медленно наклонилась всем телом и опустила из кроны ветку, на которой дети увидели длинную цветоножку, завязь величиной с Варину голову в короне из пожелтевших мертвых лепестков. Цветоножка со стороны Мемсахиб была твердой и зеленой, а со стороны цветка — коричневой и скукоженной.
— О нет, — сказала Варя, — у нее ребеночек умер…
Она подошла к стволу Мемсахиб и уткнулась в него головой.
— Что мы можем сделать? — с трудом подобрал слова Антон. Мемсахиб зашелестела.
— Мы за мамой сходим, — решил Антон. — Варежка, пойдем приведем маму.
— Я тут побуду, — всхлипывая, сказала Варя. — Да как же я малышам скажу?
Мама, услышав от Антона, что случилось у Мемсахиб, вымыла руки от теста и быстро пошла за ним наверх.
Варя сидела на корне Мемсахиб и кивала головой.
— А, мам, — сказала она, — вот слушай. Маленького надо завернуть… в травку или веточки… или в корзинку, только не пластмассовую, а такую, как у тебя нитки лежат, из палочек… и свернуть и положить туда камешек, а все это положить в воду. Глубоко.
— Ей самой нужна какая-то помощь? — серьезно спросила мама Варю.
Варя с Антоном перевели вопрос и долго вслушивались в ответ.
— Сейчас нет, может быть, весной, — наконец решили они.
Мама потерла лоб.
— Если спуститься с той стороны холма, там в долине будет озеро. Мы отнесем корзинку туда, а Мемсахиб все увидит, если пройдет лес насквозь и встанет на опушке, — мама показала туда рукой.
Мемсахиб кивнула.
Они вернулись домой, Варя о чем-то нежно пощебетала с маленькими — хоть и заметно подросшими за лето — дриадарами, включила им сразу целый плейлист из сказок и положила планшет прямо в клумбу. Мама вытряхнула корзинку и нашла пару циновок, которыми в хорошую погоду застилали стол на террасе.
На вид они выглядели как обычная семья на прогулке. Мама с детьми, в руках корзинка — наверное, с едой. До озера было почти два километра, шли они медленно, и уже ближе к концу дороги Антон обратил внимание на какой-то шум — словно зудение. Зудение висело в воздухе, не повышаясь и не понижаясь.
— Хм, — сказала мама, — похоже, началось.
Они дошли до озера, оглянулись на холм. Среди деревьев опушки мелькало желтое. Антон нашел большой камень, мама вкатила его в корзинку, обмотала циновкой и на двух руках вынесла корзинку на дальний конец причала. В воду она ушла почти без звука.
Пока они возвращались, над ними дважды прошли большие корабли знакомой неродной формы. Дома было тихо. Варя ушла к малышам, Антон обнял маму.