«Если», 2016 № 01

Наверное, многие согласны с тем, что за последние сто лет мир стал гораздо более безопасным — несмотря на появление оружия массового уничтожения, две мировых войны и СПИД. Мы избалованы относительно приличной медициной, худо-бедно функционирующими правоохранительными органами и прочими достижениями XX века, связанными, в первую очередь, с бездуховными мегаполисами. Но баланс между безопасностью и насилием — штука довольно хрупкая.

_____

Для начала, есть своя плата за пользование благами безопасности в большом городе, а именно — разобщенность, отчуждение и снижение эмпатии, без которых невозможно существование человека в больших, информационно насыщенных сообществах. Это — обратная сторона цивилизованности и безопасности, хотя отдельные моралисты, конечно же, называют это падением нравов. В последнее время среди этих высокодуховных людей очень модна ностальгия по деревенской общине, по маленьким сообществам, где все друг друга знают и друг о друге заботятся. «Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок» и далее по тексту. Как правило, эти прекрасные ностальгирующие люди не смотрели «Твин Пикс» и не читали Стивена Кинга, который очень, очень любит писать как раз про такие маленькие городки.

В нашем безопасном сверхурбанизированном мире цветут и колосятся паллиативные формы насилия: вместо мировых войн — рукоприкладство в семьях, вместо линчевания — просмотр вечерних новостей или роликов на YouTube. Трансформации насилия сильно помогло развитие информационных технологий: биохимические ресурсы мозга ограничены, а значит, оптимальная стратегия — тратить их как можно более эффективно. С точки же зрения получения адреналина просмотр ролика на YouTube гораздо эффективнее, чем, скажем, помощь незнакомому человеку на улице. Поскольку и безопасно, и приятно: никакой террорист из монитора на тебя не выскочит, а человек, упавший на улице, может оказаться умирающим от инфаркта, а может — и запойным алкоголиком, перебравшим в любимом баре. Проверять никому не хочется.

В условиях информационного изобилия насилие быстро утрачивает причину. Беспричинность, оторванность от реальности — обязательный атрибут насилия в мире будущего и во многом в мире настоящего: набирают же миллионы просмотров видео, у которых нет ни места, ни времени — черт его знает, кого и за что казнили, или избили на улице, или просто унизили на камеру. Все маломальские оправдания и обоснования насилия, и в итоге смерти уже не работают; они обветшали и рассыпались в пыль, спасибо постмодерну за это: бог мертв, автор мертв, национальное государство пока держится, но не известно, насколько его еще хватит, в глобализованном-то мире. Единственная оставшаяся объяснительная модель — «мы делаем это для вашего же блага», но градус паранойи растет, а уровень доверия к благопожелателям в лице государств, корпораций и любящих родителей — падает.

С войной происходит ровно та же история. Важнейшая особенность современных войн — оторванность от поля, от реальности. Это похоже на поставленное на промышленные рельсы производство мяса. Когда ты своими руками сворачиваешь голову курице или перерезаешь горло барану, это одна история. А когда нелицеприятный процесс убийства — кровь под ногтями, исходящая паром требуха, прилипающая к ладони рукоять ножа — происходит где-то в далекой-далекой галактике, мы имеем дело только с результатом. Куриная котлета — прекрасно! Стейк из мраморной говядины — вообще зашибись. Потому что мы вроде бы и ни при чем, мы отдали убийство на аутсорсинг. С войной — так же, и автоматизация с роботизацией эту ситуацию заметно усугубят. На месте Флориды плещется радиоактивный суп, а я что? А я ничего, я всего лишь бросил валенок на пульт, в смысле — нажал кнопку. Человеческие потери в такой конфигурации — всего лишь статистика. Теоретически так называемые средства массовой информации могли бы переломить ситуацию, но только теоретически: картинка в телевизоре — это всего лишь картинка в телевизоре. Да, она может вызвать кратковременный приступ ужаса, сопровождаемый адреналиновым кайфом, но и только.

Правда, есть все шансы на то, что уже в ближайшем будущем насилие и война вернутся в нашу с вами повседневность, а реальный мир резко станет опасным и неприятным местом.