Если б не было тебя

И все так легко. Мы до темноты бродим по улицам незнакомого мне города. Женька жутко шутит, заваливая меня таким бородатыми  каламбурами, что аж зубы сводит. Но мне смешно и спокойно. Мне прекрасно. Его губы на моих, сладкие от пончиков, купленных нами в какой – то маленькой кондитерской. Его руки, придерживающие мой затылок. Безумная пара. Бездумная страсть, накрывающая с головой, как дрожащие пятна света, отбрасываемые рекламами горящими неоном на магазинах. И мне жалко расставаться, даже на минуту, с тем, кого мне предназначила судьба.

Он записывает мой номер на клочке салфетки, как наверное делал миллионы раз с кучей западающих на него девиц.  От обиды по телу бегут мурашки. Но что поделать, это его жизнь, в которой еще не было меня.И это надо принять.

- Ты здесь живешь? – спрашивает Женька, рассматривая прекрасный старинный дом, возле которого я замираю.

- Да,- лгу я. Не показывать же ему покосившийся барак, где я сейчас обитаю. Это временно. Теперь я точно знаю – все будет хорошо. Я знаю.

И его прощальный поцелуй меня разбивает на молекулы. А потом он уходит, убедившись, что я зашла в темный, пахнущий стариной подъезд. На моё счастье домофона в нем нет. Мне чертовски везет. Выжидаю, пока он уйдет. И сползаю по каменной стене на грязный пол, сотрясаясь в рыданиях.

Мы все носим маски. Скрываем за ними боль. Отчаяние, страх, черные души. Было бы страшно жить, без возможности лепить на лица карнавальные морды. Он другой – не такой, как я. И это нас делает идеальной парой. Женька, Женечка, Евгений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

День пятый (нескончаемый)

Ужин кажется бесконечным. Я не хочу есть, только сижу и пялюсь на жующую сестру. И наконец чувствую себя оживающим. Приходящим в себя. Я ее потрогал, и даже щипнул по детской привычке, за обезжиренный бок. Лилька теплая и настоящая. Но другая. И это дурацкое каштановое каре на ее голове, совсем ей не идет. В последний раз, когда я видел сестру, на ее ненормальной черепушке красовался цветастый колючий «ежик», и кожаные штаны обтягивали тощую задницу, а не этот пижонский брючный костюм. Словно Лилек только что сбежала с какого – то чопорного тупого приема, а не приехала в гости к родителям прямо из дома.

- Что смотришь, ведроголовый? – смеется сестра. Мама награждает ее сердитым взглядом. Металлическая пластина в моей голове табу — не повод для насмешек. Успеваю заметить улыбку, скользнувшую по отцовым губам. Хорошо, что ее не видит мама, иначе бы был скандал. Она мастер по выращиванию «огромных слонов» из «маленьких мушек». А мне тоже смешно, кстати. У Лильки язык такой острый, что можно порезаться. Господи. Скорее бы закончилась эта мука. Скорее бы уже заполучить Лильку в свое безраздельное пользование. Я знаю, она поймет меня. Всегда понимала. Я уверен, она сможет вспомнить Леру, сможет объяснить мне, что происходит.

- Я устал,- выдыхаю я, отставляя от себя тарелку с измученным капустным листом. С чего мама взяла, что я люблю голубцы? Чертов полезный овощ похож на распухшую от жирного бульона тряпку. Тошнота подскакивает к горлу. – Лиль, ты зайди ко мне потом. Я поговорить с тобой хочу. Зайдешь?

- Вот еще,- хмыкает сестра,- потом. Сейчас пойдем. И не надо на меня так смотреть,- поворачивает Лилька лицо к маме, притворно хмуря крашеные бровки. Мне кажется, что она едва сдерживается, чтобы не прыснуть своим колокольчатым смехом. Она всегда побеждала. Всегда и во всем. Только она могла переиграть рассерженную мать в гляделки. Я пасовал сразу.

Тетрадь лежит на месте. Я это отмечаю сразу, едва войдя в свою комнату. Верхний свет не включаю, от него у меня страшно болят глаза и голова. Только старый торшер в матерчатом абажуре могу выносить. Лилька оглядывается по сторонам, и мне кажется удивляется чему – то.

- Когда вы успели сделать ремонт? – удивленно спрашивает сестра. – Уродские обои. Ты выбирал? Сразу видно, что ты. Только ведроголовый мог согласиться на такую пошлость. Надо же, резеда. Странный для обоев узор.

- Лиль, а где твои татуировки? – я смотрю на руки моей сестры, которая сняла с себя жакет, оставшись в легком топе, и небрежно бросила дорогую тряпку на спинку дивана. Ее белые руки, покрытые редкими смешными веснушками, светятся в тусклом свете маломощной лампы. Девственно чистые, как у ребенка.

- Не сделала,- морщит нос сестра,- представляешь? Зассала, что меня на работу с ними не примут. Теперь я офис – менеджер.

В ее тоне нет гордости, скорее сожаление об упущенном. Лилька – офисный планктон. Если бы мне сказал об этом кто – то посторонний, я бы умер со смеху. Но она серьезна, только глаза больные, как у обиженного щенка, которому не досталось сладкой косточки.

- Ну, давай, скажи что я слабачка,- ухмыляется Лилька, поправляя выбившуюся прядь. Десяток колечек, вставленных в ухо, лишь на миг появляются в зоне видимости. Нет, она все такая же, просто не позволила своему нутру взять верх над окружающим миром. – А знаешь, я все же сделала пирсинг. И тату.